Хотя народ и принял христианство, но уставы и предания предков не вдруг утратили для него свою обаятельную силу; в той еще продолжали жить старые верования и соблюдаться старые обряды. «Невегласи» (а такими следует признать целые массы населения) еще долгое время совершали мольбы и требы языческим богам и во всех сомнительных и тревожных случаях прибегали к помощи колдунов и чародеев. Заветы древней религии и культа сохранялись в семьях, передавались по наследству от отцов детям и потому легко укрывались от постороннего вмешательства и преследований. Сверх того, при всеобщей грубости нравов и отсутствии образовательных начал, предки наши и не в состоянии были возвыситься до воспринятия христианства во всей его чистоте; мысль их, опутанная сетью мифических представлений, на всякое новое приобретение налагала свои обманчивые краски и во всяком новом образе силилась угадывать уже знакомые ей черты. Результатом этого было странное, исполненное противоречий смешение естественной религии с откровенною: предания и мифы о древних богах переносятся на Спасителя, Богородицу и святых угодников; суеверные обряды и чары обставляются предметами, освященными в церкви, каковы: ладон, пепел кадила, святая вода, свечи страстная, богоявленская, сретенская и венчальная, верба, сбереженная от недели Ваий, соль «четверговая»[391], которую, по свидетельству Стоглава, клали под престол, и проч.; заговоры сливаются с христианскими молитвами, и рядом с воззваниями к стихийным силам природы народ призывает ангелов, апостолов и Пречистую Деву; языческие празднества приурочиваются к христианскому календарю; священников заставляют кататься по нивам – на плодородие почвы, выдергивать хлебные заломы, принимать неустановленные церковными правилами приношения. Старинные моралисты называли наших предков людьми двоеверными, и нельзя не признаться, что эпитет этот верно и метко обозначал самую существенную сторону их нравственного характера.
Духовенство, в высших своих представителях, сознавало вред и незаконность такого положения дел и в поучениях своих постоянно возвышало голос как против басен и обрядов, наследованных от языческой старины, так и против народного доверия к волхвам, ведунам и ведуньям. Кирилл Туровский восстает на скоморошество, игры, волхвование, потворы и запрещает искать и посещать волхвов. В правилах митрополита Иоанна (XII в.) предписывается: кто будет творить волхвование и чары, тому не давать Святого причастия. В Кормчей книге, по списку 1282 года, велено всех, «иже вследоуе(ю)ть поганым обычае(я)м и к волхвом или обавником ходять, или в дом свой призывають, хотяще увидети от них некая неизреченная» – отлучать на шесть лет от церкви. Подобные же запреты встречаем в грамотах игумена Памфила (1505 г.), митрополитов Фотия и Даниила, в Домострое, Стоглаве и других памятниках, направленных против народного суеверия. В поучении священнослужителям 1499 года сказано, чтобы они не принимали приношений от волхва, потворника, игреца (скомороха); а в дополнительном указе (1552 г.) к Судебнику повелено было кликать по торгам, чтобы к волхвам, чародеям и звездочетцам не ходили, под опасением опалы и духовного запрещения. В патриаршей грамоте на основание Львовского братства 1586 года читаем: «А если бы в котором месте или селе будеть чаровница или ворожка – сосуды диавольские, или волшебница… да истребится от церкве, и тех, которые диаволом прельстившися до чаровниц и до ворожок ходять, отлучайтеся». В одном из рукописных сборников XVI века мы нашли следующее правило: «Грех есть стрячи (встречи) веровавши – опитемьи 6 недель, поклонов по 100 на день; грех есть в чох верова(ти) или в полаз – опитемьи 15 дней, по 100 поклонов на день… грех есть к волхвам ходити, вопрошать или в дом приводити, или чары деявше – опитемьи 40 дней, поклонов по 100 на день; грех есть пивши зелие молока деля или детей деля – опитемьи 3 недели, поклонов по 60… грех есть деявше чары каковы-либо в питьи – опитемьи 5 лет, поклонов по 100 на день; грех есть носивше наузы какие-либо – опитемьи 40 дней, поклонов по 60 на день» и т. д.