[406] и на яблоцех, болезти ради; все убо то невежди деют и держат у себя от отец и прадед, и в том безумнии гинут». В грамоте на основание Львовского братства (1586 г.) сказано: «А если бы был который поп чаровник или ворожбит книжный, или ворожку и волшебницу, або чаровницу при церкви держал, или в месте, или в селе, или бы сам до ворожек ходил или кого посылал… оповедати его епископу, да приметь суд по правилом святой отец». Здесь, конечно, указаны случаи – не только возможные, но и бывалые в жизни. Процессы о вынутых травах, кореньях, заговорных письмах и других волшебных снадобьях составляли в XVII веке весьма обыкновенное явление. В 1666 году послан был в Кирилло-Белозерский монастырь, на исправление, посадский человек Аничка Громников за то, что учился «заговорным словам» – с целию отомстить недружбу; велено было везти его скованным и бережно, а в монастыре держать под началом до государева указу. В тревожное время восстания Стеньки Разина известны два случая сожжения за чародейство (1671–1672 гг.). Когда Юрий Долгорукий двинулся с войском к Темникову, то жители вышли к нему навстречу с крестами и иконами, молили о прощении и выдали двух попов как главных заводчиков смуты и старицу, которая «войско себе сбирала и с ворами вместе воровала, да с нею же принесли воровские заговорные письма и коренья». Воевода приказал их пытать и огнем жечь, и «вор-старица в расспросе и с пытки сказалась: зовут ее Аленою, родиною де она города Арзамаса Выездные слободы крестьянская дочь и была замужем тое ж слободы за крестьянином, и как де муж ее умер – и она постриглась и была во многих местех на воровстве и людей портила; а в нынешнем 1671 году пришед она из Арзамаса в Темников и сбирала с собою на воровство многих людей… и стояла в Темникове на воевоцком дворе с атаманом с Федькою Сидоровым и его учила ведовству». Попов повесили, а «вора-старицу за ее воровство и с нею воровские письма и коренья» сожгли в срубе. Точно так же в Астрахани был заживо сожжен бунтовщик Кормушка Семенов – за то, что у него найдена тетрадка с заговорами. В 1674 году в Тотьме сожжена в срубе, при многочисленном стечении народа, женка Федосья, оговоренная в порче; перед самою казнию она заявила, что никого не портила, а поклепала себя при допросе, не стерпя пытки. Судебный розыск сопровождался в эту эпоху страшными истязаниями; жестокость пыток была такова, что, с одной стороны, она действительно вынуждала обвиняемых к оговариванию себя в небывалых преступлениях, а с другой, заставляла их прибегать к помощи чар и заклятий, дабы тело свое сделать нечувствительным к боли. Так, в 1648 году устюжанин Ивашка, прозвищем Солдат, когда во время розыска вынули у него из-под пяты какой-то камень, повинился, что сидел с ним в тюрьме разбойник Бубен и учил его ведовству – как от пытки оттерпеться; надо-де наговаривать на воск эти слова: «Небо лубяно и земля лубяна, и как в земле мертвые не слышат ничего, так бы имярек не слыхал жесточи и пытки!» В разрядной книге 1675 года записаны два кратких известия: одно – о Григории Косагове, на которого духовник его подал извет, будто он держит у себя еретические книги, и по тому извету царь приказал Косагова послать к патриарху для исследования и очной ставки с обвинителем; другое – о боярине князе Федоре Куракине, которому велено было не съезжать со своего двора до государева указу – за то, что он держал у себя в доме «ведомую вориху девку Феньку, слепую и ворожею»; самую Феньку, вместе с дворовыми людьми Куракина, велено было пытать жестокою пыткою комнатным боярам да дьяку тайных дел, и которых людей станет она оговаривать – тем давать с нею очные ставки и пытать их накрепко. В 1677 году приведен был в съезжую избу бобыль Олонецкого уезда Калинка Ортемьев, и вынуты у него из узлов: травы, коренье, табак, кость жженая с воском, змея и летучие мыши; а в расспросе и с пытки показал, что все эти снадобья дал ему коновал Симон-немчин. Велено было пытать его вторично и допрашивать с великим пристрастием и что он покажет – о том донести государю. Чем кончилось это дело, неизвестно. Другой подобный же процесс, вызванный волшебными «узлами» (наузами), был в 1680 году. Иноземец Зинка Ларионов сделал донос на нескольких крестьян в лихих кореньях и подал в приказную избу поличного «крест медный да корешок невелик, да травки немного – завязано в узлишки у креста». Из числа обвиняемых Игнашка Васильев признал крест своим и на расспросе показывал: корень тот «девесилной, а травка де ростет в огородах, а как зовут ее – того он не ведает; а держит он тот корешек и травку от лихорадки, а лихих де трав и коренья он не знает и за дурном не ходит». По осмотру посадского человека Якушки Паутова оказалось, что корень именуется «девятины – от сердечные скорби держат, а травишко держат от гнетенишные скорби (лихорадки), а лихаго де в том ничего нет». Другой подсудимый объявил, что ему положили в зеп травы в то время, как он был на кружечном дворе пьяный, в беспамятстве. Крестьян, оговоренных иноземцем Зинкою, пытали, а потом били батогами, чтоб вперед неповадно было напиваться до беспамятства и носить при себе коренья[407].
вернутьсяО том же упоминает и грамота 1551 г.
вернутьсяЗамечательно, что рядом с этими преследованиями за держание при себе трав и корений – сам благочестивый царь Алексей Михайлович приказывал стольнику Матюшкину высылать крестьян в купальскую ночь для сбора сереборинного цвету, интериновой и мятной трав и дягильного корня, а сибирским воеводам предписывал разведывать про лекарственные травы и присылать их в Москву. Такое противоречие легко уживалось, потому что зелья бывают разные: и лихие, и добрые, а недостаток научных сведений и дух взаимного недоверия заставляли всякой раз, когда находили у кого-нибудь неведомый корень или траву, подозревать злой умысел.