[172]; последние равно известны и немцам, и славянам; с одной стороны, они принимались за темных или ночных эльфов, а с другой – за души усопших. Подымая ветры, маруты нагоняют на небесный свод мрачные тучи и сбивают их кудрями и космами; от этих сгущенных и клубящихся облаков отец марут Рудра назывался косматым, что напоминает нам спутанные волоса мар – mârenlocke. Отсюда понятно, почему эльфы, мары и цверги смешиваются народными преданиями с тенями умерших и почему души представлялись немецко-славянским племенем летающими малютками, эльфоподобными карлами. Эльфов считают в народе за выходцев с того света; тело у них – не то, какое у живых людей: его нельзя ни схватить, ни осязать! Они всюду проникают, не нуждаясь в дверях и отверстиях, и так же быстро исчезают, как дуновение ветра. В ночные часы эльфы собираются на церковных дворах и кладбищах и пляшут на свежих могилах, с радостью и весельем встречая новую душу, пришедшую к ним из мира живущих. Усопшие поступают в круг эльфов, и потому смерть человека празднуется ими, словно свадьба или прибытие дорогого гостя, музыкой и танцами. Финны верят, что, когда совершается погребальная церемония, на кладбище и по дороге к нему летают и кружатся маленькие духи (keijungaiset), похожие на белые снежинки, блестящие лучи и куколки бабочек; они появляются в доме, где есть покойник, и наполняют комнаты трупным запахом. Как существа, некогда сами причастные людской жизни, эльфы стоят в близкой, родственной связи с семьями их потомков, продолжающих населять землю. Всякий род, всякая семья имеет собственных эльфов и питает к ним уважение и преданность, как к домовым охранительным божествам (пенатам), и в свой черед пользуется от них помощью и защитою в нужде. Различные партии эльфов враждуют и сражаются между собой в ночное время на перекрестках, и только дневной рассвет прекращает их борьбу; битвы эти часто вызываются спором, какой стороне должна принадлежать душа усопшего – эльфам его отца или эльфам его матери и на каком церковном дворе должно быть совершено погребение. Таким образом, битвы стихийных духов, созерцаемые древними племенами в грозе, под влиянием смешения эльфических существ с душами человеческими получили характер родовых усобиц за обладание новоусопшими членами. Как с олицетворением души, с эльфом тесно сочетался ее поэтический образ бабочки: эльфы являются в виде легкокрылого мотылька, шмеля или гусеницы, садятся на стебли и цветы растений и пьют росу; названия schrätteli и nachttoggeli прилагаются и к марам, и к бабочкам. Люди, у которых срослись брови, могут в случае гнева посылать на своих врагов эльфа (alp), который вылетает из-под их бровей в виде маленькой белой бабочки, садится на грудь спящей жертвы и начинает давить ее. Этот эльф – первоначально разящая молния или тот сверкающий взор, который устремляется из-под густых, нависших бровей облака (I, 88–89), и потом, в применении к человеку: душа, воспламененная гневом; в Ааргау бабочку называют donnerkeil. Такое выпускание эльфа-бабочки преимущественно приписывается колдунам и ведьмам ради тесной связи их с грозовыми явлениями природы. То же верование распространено и между славянами: когда спит ведьма, из нее (по мнению сербов и черногорцев) исходит злой дух в образе бабочки, летает по избам, садится на сонных людей и поражает их смертельно в левую грудь. На прибрежьях Адриатического моря такие эльфические духи называются «вjедогоњa» (jедогоњa) и признаются за души, обитающие в телах людей и животных, и в то же время за домовых гениев, оберегающих родовое имущество и жилище. Каждый человек имеет своего ведогоня; когда он спит, ведогонь выходит из тела и охраняет принадлежащее ему имущество от воров, а его самого от нападения других ведогоней и от волшебных чар. Доселе не позабыто их стихийное значение: срывает ли ветер древесные листья и они, колеблясь, несутся по воздуху – это (говорят) дерутся ведогони; в полете разрушительной бури ведогони отторгают от гор большие камни, вырывают в лесах деревья и бьются ими между собою, как враждующие рати. Адриатические славяне уверены, что к ним прилетают ведогони с итальянского берега и сражаются с туземными, и которые одолеют – те уносят летние плоды (урожай) на свою землю (т. е., собственно, перегоняют дождевые тучи из одного края в другой). Если ведогонь будет убит в драке, то человек или животное, которому он принадлежал, немедленно умирает во сне. Поэтому если случится воину умереть во сне, то рассказывают, будто ведогонь его дрался с ведогонями врагов и был убит ими. По чешскому поверью, můra – душа злой чародейки; в полночь, покидая тело, она бросается на сонных людей, давит их и сосет из груди горячую кровь (ср. с упырями). У кого срослись брови, в том обитает můra. У немцев существуют подобные же рассказы о марах, обитающих в людях: если мар выйдет из тела и не воротится назад, то человек непременно умирает. Отождествляя эльфов с душами, народная фантазия наделила их и высшими духовными способностями: хитрым умом, изобретательностию и предвидением.
вернутьсяМаннгардт указывает на санскр. корень mr, mar – раздроблять, разбивать; мы же сближаем эти названия со словами «мрак» (морок) и «мор» (смерть) и видим в них: во-первых, бурных духов, омрачающих небо тучами, и, во-вторых, усопших (= души, как дыхание тех же ветров).