[179]. Замогильные выходцы могут оставаться в этом мире только до предрассветного крика петухов, а как скоро он раздастся – тотчас же исчезают и прячутся в гробах. Редкий крестьянин согласится пойти на кладбище после солнечного заката. Такому тревожному блужданию предаются мертвецы, особенно в тех случаях, когда беззаботные потомки не совершают посмертных тризн (поминок), необходимых для поддержания их стихийного существования, или когда усопшие бывают лишены погребальных обрядов, долженствующих напутствовать их в страну блаженного успокоения. Греки и римляне верили, что мертвецы, лишенные погребения или жертвенных приношений, скитаются в виде призраков (ларв) и наказывают своих потомков неурожаями и болезнями; в ночной тишине можно слышать их страдальческие вопли. В качестве грозовых духов эльфы, цверги и мары выступают в то время, когда наплывающие на небесный свод облака и тучи превращают светлый день в непроглядную ночь. Мрак, производимый сгущенными облаками, сближался с ночью; а эта последняя была отождествляема с понятием Смерти, увлекающей души в темные области подземного (= облачного) аида. Отсюда объясняется: во-первых, смешение мертвецов с нечистою силою мрака, а во-вторых, верования, что ночь есть обычная пора их странствований; вместе с этим и луна, как «царица ночи», окруженная частыми звездами (в которых предки наши видели души усопших), признана была за светило, озаряющее загробный мир. Греки считали Гекату (луну) богиней аида и давали ей эпитет подземной (χυονία). По русскому народному выражению, месяц есть солнце русалок и утопленников; выходя ночью из глубоких вод, они греют свои прозябнувшие члены при помощи его бледных лучей, дневное же светило слишком для них жарко. Эльфы, никсы и русалки любят ночную тишину и безмолвие кладбищ и охотно танцуют при лунном свете; первых называют stille volk (ср. наше «покойники»). В Томской губ. существует поверье, что на месяц не следует смотреть долго; не то он утащит к себе, т. е. человека постигнет смерть. По мнению чехов, если месяц светит на спящего, то сделает его лунатиком, т. е. бродячим в лунные ночи привидением, или увлечет его на тот свет; при лунном затмении кто-нибудь увлекается в загробный мир. Звезда, усмотренная около месяца, и на Руси (в Кольском уезде), и в Богемии принимается за предвестие чьей-либо смерти: примета, указывающая на водворение новой души в том загробном царстве, где властвует Геката. Индусы были убеждены, что вместе с лучами месяца и звезд заглядывают в их окна блаженные предки. В пятнах луны народная фантазия видит тени святых или грешников, увлеченных этим светилом в свой таинственный мир. Древнескандинавское предание свидетельствует, что Mâni (месяц), приметив на земле двух детей (Bil и Hiuki), которые несли на шесте ведро воды, взял их к себе и что они-то и видны на месяце. Шведы до сих пор узнают в лунных пятнах две человеческие фигуры, несущие на палке большое ведро[180]. В Германии рассказывают, что в месяце виден вор, который на Светлое Воскресенье рубил в чужом лесу дрова и в наказание за это нечестивое дело попал на луну, где и доныне стоит с топором за спиною и с вязанкою хворосту в руках; в других местностях вместо вора усматривают там человека, который в воскресный день вязал веники или раскидывал навоз: в первом случае его представляют с веником, а в последнем – с лопатою. Сюда примешиваются и библейские сказания: в пятнах луны видят Каина с вязанкою терновника за плечами, которую он нес Богу как самый худший дар от своего поля, или Исаака, обреченного на заклание и несущего беремя дров для собственного жертвенного костра. По словам чехов, на месяце сидит святой Давид, играющий на гуслях, или человек с охапкою хворосту, украденного накануне Святок, или, наконец, вор, выходивший в лунную ночь похищать горох. Русские поселяне думают, что на луне виден Каин, осужденный за убийство Авеля стоять там до скончания века и трястись над его неповинною кровью, или, по другому рассказу, было некогда два брата; «старший брат на Велик день, коли ще добри люде на утрени стояли, пошов пидкинуть волам сина, та замисц сина проткнув вилами меньшого брата; так их Бог так и поставив укупци на мисяци – на вид усему хрищеному миру, щоб бачили, що и скотини грих jисти у такий великий праздник, поки пасок не посвятять». Рассказ этот варьируется и так: братья, отправившись за сеном, поссорились между собою, и один из них поднял другого на вилы[181]. Болгары в пятнах луны различают черты лица недавно скончавшегося на селе старика. Вероятно, под влиянием указанного воззрения на луну как на светило темных стран аида посвященный ей день – понедельник (dies lunae, manendach, montag) – стали считать тяжелым, несчастливым[182], тогда как, наоборот, воскресенье – день, посвященный дневному светилу, – признается легким и счастливым.
вернутьсяПодобное же предание встречаем в Записках Вениаминова об алеутах и колошах: раз двое детей, идучи за водою с ведрами, отзывались с неуважением о луне; луна разгневалась, сошла долу и схватила их, отчего и видны на ней пятна.
вернутьсяИпатьевская летопись, описывая лунное затмение 1161 г., говорит: «Идяше бо луна… и посреде ее яко два ратьная секущеся мечема, и одиному яко кровь идяше из главы, а другому бело акы млеко течаше».