При обряде крещения кукушек также употребляются крашеные яйца. Выше мы привели свидетельства, что в старину, празднуя «русальи», было в обычае наряжаться в звериные шкуры, что служило символическим знамением тех облачных покровов, в которых являются стихийные духи; эти «ряженые» заводили шумные игры, песни и пляски, подобно тому как пробужденные от зимнего сна духи кружатся в буйной пляске вихрей и запевают дикую грозовую песню. Древние чехи при совершении поминок по мертвым бегали наряженные в шутовские (скоморошьи) одежды и личины и предавались неистовому веселью. Понятно, что поминальные празднества должны были получить двойственный характер: с одной стороны, оставшиеся в живых горевали по своим покойным родичам, лили о них слезы и сожалели о вечной с ними разлуке; а с другой – признавая усопших за существа стихийные, они считали религиозным долгом участвовать в их шумной радости при весеннем пробуждении природы. Такой двойственный характер древней тризны и доныне остается любопытною чертою народных поминок.
Стихийные явления природы рисовались фантазии древнего человека в различных образах, воплощались в те или другие животненные формы и даже принимали на себя подобие некоторых неодушевленных предметов. Согласно с этим душам-эльфам была приписана чудесная сила превращений. Мы знаем, что душа, по мнению наших предков, излетала из человеческого тела птичкою, мотыльком или другим крылатым насекомым и в этом виде возносилась в царство блаженных. Под влиянием такого воззрения в исчезновении насекомых и отлете птиц осенью стали усматривать удаление душ в небесные области, где во все продолжение зимы осуждены они пребывать в плену, под крепкими запорами демонических сил; наоборот, в появлении насекомых и прилете птиц весною почерпалось твердое убеждение, что настала пора освобождения, что небо отверзло свои врата и души поспешают посетить землю. Немецкие предания представляют аиста, лебедя, бабочку и жука то проводниками усопших в блаженный Engelland, то приносителями младенческих душ, посылаемых Гольдою на поприще земной жизни, то, наконец, видят в них самые души. Осенью, когда птицы улетают в теплые страны, аист возвращается в свое небесное отечество = Engelland, сбрасывает с себя пернатую одежду и получает человеческий облик, а в весеннюю пору снова спускается на землю легкокрылой птицею и гнездится на домовой кровле, в соседстве дружественных ему людей. По нашим поверьям, весенние птицы прилетают из вирия, приносят золотые ключи и отпирают светлое небо и дождевые источники: «Прилетел кулик из заморья, принес весну из неволья». В Германии думают, что ключ от Glasberg’a (т. е. небесного свода) обретается лебедем. Поэтому русские поселяне встречают этих птиц как долгожданных и приятных гостей и нарочно рассыпают для них в марте и апреле месяцах льняное и конопляное семя по своим дворам. При начале весны, особенно 25 марта – в день благой вести о воплощении «праведного солнца» Христа – и на праздник его Светлого Воскресения, существует обычай выпускать птиц на волю из клеток. Символический обряд, знаменующий освобождение стихийных гениев и душ из той неволи, в какой томились они – заключенные злыми демонами зимы. Первый прилетевший аист, первая ласточка или кукушка почти у всех индоевропейских народов приветствуются как вестники благодатной весны; с их прилетом связывают начало теплой и ясной погоды. Стрелять в этих птиц и разорять их гнезда считается за величайший грех. Французы и немцы называют ласточку «птицей Господа Бога»; на Руси она почитается святою, а у чехов – птичкою Богородицы; кукушка, по указанию старинной польской хроники, была и посвящена Живе, богине мировой жизни (= весны), плодородия и любви, и принималась за ее воплощение. Прилетая из вирия, из той заоблачной страны, откуда нисходят души новорожденных, куда удаляются усопшие и где пребывают девы судьбы (парки, норны, роженицы), кукушка ведает часы рождения, брака и смерти. Доныне замужние женщины спрашивают кукушку, сколько будет у них детей, а девицы – скоро ли будут сосватаны и как долго проживут в брачном союзе? Сколько раз прокукует кукушка, столько лет суждено оставаться в девках или столько лет быть замужем. Точно так же, заслышав впервые весенней порою кукушку, обращаются к ней с вопросом: сколько лет остается жить на белом свете? Ответы ее признаются за пророчество, посылаемое свыше: по выражению малорусских песен, «що вона ковала – промиж святых чувала», т. е. слышала на том свете, в царстве блаженных; «що вона ковала – тому стати й бути!» Если ласточки и голуби летают около дома во время свадебного пиршества, это предвещает молодым счастие в супружестве; вьется ли ласточка возле окон – в том доме, по народной примете, вскоре просватают невесту[201]. Маленький жучок – coccinella septempunctata назывался индусами Indra-gopa; литовцы называют его Devoozys (ozelis) или Perkuno-ozys – небесная или Перунова козочка, немцы – Gotteskühlein, Gotteskalb, Herrgottsvöglein, Marienkäfer, Marienvöglein, Marienhenne, Frauenkuh, sonnenkäfer, sonnenkalb, русские – божья коровка и солнышко (сонечко), чехи – boži kravička, slyničko, sunečnice, поляки – babinka, сербы – бабе. Исчисленные нами названия, а равно и причитания, с какими обращаются к этому насекомому (так называемые sonnenlieder), свидетельствуют, что оно было посвящено Фрее или Гольде, вместо которых в христианское время стали разуметь Деву Марию; у славян это – богиня Лада, прекрасная дева зари, дарующая дневной свет и цветущую весну. Отчизна «божьей коровки» есть пресветлый рай – Engelland или небесный колодец, откуда и прилетает она к нам весенним гостем. Вот свидетельства народных причитаний:
201
Кто носит при себе сердце ласточки, тот (утверждают немцы) будет любим всем светом; по французскому поверью, чтобы обрести любовь девицы, должно подарить ей золотое кольцо, которое девять дней лежало в гнезде ласточки. На Руси берут корень травы, называемой «кукушкины слезы» (orchis maculata или latifolia), топят его в воде и приготовленный отвар дают пить молодой чете, чтобы она жила согласно и любовно; по этому же корню гадают – кого родит замужняя женщина: сына или дочь?