– Это понятно. Ладно, спасибо огромное… Ну… я, наверное, пойду…
– Э-э, это ты брось, молодой человек. Без бухулера не отпустим – ни хрена себе сутки не жрать! Как тебя? Денис? Я – Игорь, он – тоже Игорь, по прозвищу Борода, а я без прозвища. Мы с ним – типа этнографов, изучаем всяческий фольклор на местах. Географический-топографический.
– Да я после позавчерашнего, как очнулся, до вечера думать не мог о еде или о бухалове – сразу выворачивало, а ближе к ночи так подперло – хоть волком вой.
Игори переглянулись. Тот, который прозывался Борода, накромсал неаккуратными кусками полбуханки хлеба, поставил на прорезиненную подстилку три глубокие металлические тарелки, одна из которых, видимо, запасная, выделялась первозданным магазинным блеском, с помощью брезентовых рукавиц снял котел с огня, крякнул и мелкими быстрыми шажками доставил его поближе к «дастархану».
– Садимся, ребята. Я как раз думал, что выливать придется – слишком много получилось, ан незваный гость пожаловал… Да сиди, шутим же, чудак человек. Чеснок уважаешь?
– Ну… так…
– Бери зубчик и натирай хлебную корку, вот так… вот так… попробуй. От цинги полезно. Заодно и перегар отобьет, если остался.
– Я его еще вчера вместе с желчью по лесу разбросал… Ой, горячо!
– Дуть надо. Мама не учила? Ну, съедобно?
– Угу. Очень… Вкусно. Стоянку я нашел, где мы были. Но машин там уже не было, только бутылки остались… Я и мусор за ними прибрал, все не хотел оттуда уходить, вдруг вернутся, типа… Как же, вернулись они…
– Как чесночок?
– Класс! Я вспомнил.
– Что вспомнил?
– Вкус вспомнил. На Петроградской, возле Тучкова моста, есть кафешка «Остров Буян». Там борщ с пампушками, а на пампушках молотый чеснок. Но здесь вкуснее.
– То-то же. Да ешь, зелень вот – не стесняйся. Все, что на столе, – бери, нас не спрашивай. Добавка нужна – сам клади. Взамен мелкий оброк с тебя – и то нетрудный: тарелку и ложку за собой помыть качественно. А заодно и кружку, когда чай попьем. Так, Денис?
– Само собой… Игорь.
От острой и горячей похлебки с мясом, да еще с добавкой, Дениса бросило в пот, а еще и чай предстоит. Сразу потянуло в сон, однако надо идти. Он же сказал Игорям, что торопится, типа предков успокоить. Знали бы они, что ему уже некуда и не к кому торопиться…
– Ого! Борода, ты видел?
– Что – видел?
– Вон там – здоровенный ворон сидел, я таких никогда… вон, ветка еще качается… Ни хрена себе! – Игорь Молодой выглядел потрясенным.
– Мальчик, девочка?
– Откуда я знаю, не смотрел. Что ржешь, я серьезно тебе говорю. Денис, ты видел?
– Честно говоря, не успел… Меня разморило, там вроде что-то черное мелькнуло, но что – не рассмотрел.
– И глазищи такие красные!
Борода сразу насторожился, Денис это четко увидел. Пора уходить, пока еще можно обойтись без…
– Денис, ты какое-нибудь отношение к изобразительному искусству имеешь? Живопись, чеканка?
– Н-нет, а что?
Борода подошел вплотную и протянул ладонь:
– Глянь, видел где-нибудь такую штуку?
Денис испросил взглядом разрешения и взял с ладони Бороды крест.
– Здоровый крест, граммов триста. По виду – серебро. Не очень старый, лет сто. Без перекладин, наверное, католический. Но я в этом деле слабо понимаю, я математик. Будущий.
Борода явно расслабился и Молодой тоже. Когда тот, второй Игорь, успел рядом оказаться? Ленька на спине заворочался, но лениво, без агрессии, может быть, серебро его потревожило…
– Нашли недавно, вот прикидываем, что с ним делать – загнать либо в музей сдать… С одной стороны – грех продавать, а с другой – он не наш, не православный, как ты правильно заметил.
Для чая был отдельный котелок, и заваривали прямо в нем…
– …исключительно по ней?
– Да, если развилка – держись самой укатанной и не сворачивай на тропинки. Дойдешь до асфальта – может, голоснешь, только смотри к кому садишься.
– Ладно. Спасибо вам огромное, пока! – Денис поочередно пожал протянутые руки.
– Пока.
Денис шел по дороге и то и дело тер и тер кончики пальцев о брюки на бедрах: он не любил серебро, особенно старое, нечищенное, все ему казалось, что патина прилипает к пальцам, кожу стягивает, и ее никак не стряхнуть, не смыть… Пакостное ощущение. Морка бодро прыгал и порхал в пределах видимости, но подлетать поближе не спешил, робел, чувствовал, что Денис им недоволен.
– Ну достанешься ты мне в руки, Мор Гладович! Я ведь приказал тебе не виться надо мной, а ты? Э-эх… А вот Ленька – умница, хор-роший Ленька, послушный… Дай-ка тоже тебе лапу пожать и от лица командования поблагодарить – за конспирацию и выдержку… Ну молодец, молодец, старичок ты мой заплечный… Ух, какая у нас шерстка на лапах, вах, какие у нас клыки… Ага!!! Попался, Морка! Я так и знал, что ты не выдержишь, попа-ался… Ладно, и тебя причешу, перышки расправлю. Но чтобы больше не лошился перед людьми, понял?
– Слушай, Игореха, я не просек – зачем ты ему крест совал? День ведь и мальчишка – с тенью.
– Затем же, зачем ты ему спину крестил! Всякое бывает, лучше перебздеть, чем недобдеть. – Борода оглянулся на солнце. – Рабочего времени у нас с гулькин пенис, здесь не те места, чтобы ушами хлопать и попусту болтать.
– Да, но паренек-то всю ночь в этом лесу был – и живой остался.
– Его проблемы и его счастье; рыжим, говорят, везет, а мы рисковать не будем. Люди исчезают без следа и именно в этой стороне. Давно было знамение, что лихо проснется, оно и проснулось. А как оно выглядит – у загубленных не спросишь. Вот потому и крест ему подносил. Но ты прав: сам видишь – живехонек, чеснок ест, солнца не боится… По-хорошему – нельзя его было одного отпускать, хоть и днем, а надо было подвезти. Но – время, время… Ты щелкунчик-то не разевай, лучше посматривай, где этот ворон, что тебе привиделся.
– Да не привиделся, мамой клянусь! Лоза, правда, на него не дернулась…
– Значит, показалось.
– Да нет же. Смотри – перо. Вороново, а ты не верил.
– Тем более. Увидишь – сразу стреляй. Молитвы помнишь?
– Не учи. Но раз этот парнишка живой – то это нам верный знак: надо перебираться в другой квадрат, к северу: чует мое сердце – там они гнездятся.
– Да, а как же этот твой ворон?
– На разведках он.
– Может быть, может быть… А почему ты сказал «они»?
– Она, оно, он… Какая разница, как назвать эту погибель, лихо, нечисть? Как ни назови, нечисть и есть нечисть.