Все совпало в тот год: выпускной класс, шестнадцатилетие, финансовый кризис с дефолтом, первая любовь... Естественно, что это была одноклассница, очень красивая, по мнению Дениса, блондиночка, худенькая, высокая, продвинутая. Со всеми другими девицами Денис ощущал себя легко и ровно, а рядом с Никой – робел и нервничал, шутил деревянно, краснел чаще обычного. Его любовь звали по паспорту – Вероника, но она требовала, чтобы сверстники называли ее только второй половинкой ее имени. (Дома же – напротив: замшелые родители звали ее Верой, а хуже того – Верочкой.) В девятом классе Денис специально донимал и дразнил ее Верой, в десятом – не замечал, увлекся историей и Интернетом, а в одиннадцатом, сразу же после летних каникул, в сентябре, увидел новыми глазами и влюбился по уши.
К тому времени Денис вырос до ста восьмидесяти сантиметров и, к своему великому огорчению, остановился в росте. Был он по-прежнему огненно-рыж, отчаянно конопат, но в правильных и привлекательных чертах лица его пряталось нечто, не позволяющее прикалывать его и дразнить. Может быть, жесткая линия губ, хищная даже во время смеха или улыбки; может быть, полное отсутствие страха в больших зеленых глазах... По физической кондиции он ничем примечательным из сверстников не выделялся: худой, в перспективе – широкоплечий, чуточку сутулый, но все равно стройный... Стригся аккуратно и коротко, иногда, когда особенно допекал математик, их классный руководитель, надевал пиджак и галстук, но предпочитал свитера и модные мешковатые штаны с накладными карманами.
– Ника, слушай...
– Слушаю, Петров.
– Что ты сегодня делаешь? После уроков?
– Книжку учу. «Арифметику» Магницкого.
– Нет, ну правда?
– Истинный крест. Я ботан, у меня, если недоучусь, конкретные ломки. А что ты хотел?
– Ну... По шаверме – и в Русский музей. Давай сходим?
– Ах, вот значит, зачем ты подходил к Мухиной и Лерберг. Они отказались, и я следующая по счету и привлекательности! После Лерберг и Мухиной! Да?
Бедному Денису Мухина вовсе не казалась привлекательной, и Лерберг тоже, он подходил к ним и спрашивал что-то для отвода глаз, но после такой трактовки смешался и окончательно покраснел.
– Ну что ты молчишь? И видел ли ты новые ценники на шаверме? У меня лично дефолт в бюджете.
Денис почуял близкое согласие и воспрянул духом.
– Нет проблем на сегодня, сударыня, мой кошелек полон. Пойдем?
– Надо сообразить... Мама просила меня не задерживаться, потому что к зиме мы с ней собирались связать миленький чудненький коврик...
– Какой коврик, до зимы далеко, сто раз успеешь. Так идем?
– Идем. Только чур я буду есть шаверму без лука! Договорились?
– Ладно. Значит, мотаем физру и уходим, – предложил Денис, развивая успех. Он снова почувствовал себя решительным и сильным.
– Аск... Только чур ты тоже будешь есть шаверму без лука! На всякий случай.
– А... – заикнулся было Денис, потом вдруг сообразил, потом вдруг спохватился, что его мыслительная деятельность проходит на глазах хихикающей Ники, и снова покраснел, медленно и густо...
Времени было полно, и они двинулись пешком, сначала по Среднему проспекту, потом сквозь парк, возле ДК Кирова, на Большой проспект, потом через несколько линий на набережную, через мост лейтенанта Шмидта... В начале пути Денис собрал всю свою силу и мысленно (научился за последний год) стал сигналить Мору, чтобы тот не мелькал перед глазами. Ворон, похоже, услышал и перемещался сзади или по крышам.
– Как всякая уважающая себя феминистка, я просто обязана записать эту шаверму к себе в долговую книгу...
– Да брось ты на фиг! Какая ерунда! Лучше ты меня когда-нибудь угостишь, раз феминистка...
– ...Но, честно говоря, все стало так хреново. Мама уже работу потеряла, отца вот-вот сократят... А твои где работают?
– Мама не работает, а отец... не знаю. Он говорил, да я забыл название их конторы. Что-то связанное с нефтегазовыми комплексами.
– Нефть – это круто. Ты куда после окончания школы?
– В универ, куда еще?
– В какой именно? Сейчас полно универов.
– В старейший, который ЛГУ. На матмех.
– Фи. А я в Политех...
Денису мгновенно захотелось перерешить и также поступать в Политех, чтобы учиться вместе с Никой...
Ника замечательно рисовала, вдобавок она с первого класса занималась живописью и кое-что, как она выразилась, в красках понимала. Поэтому ходить с ней по музею было очень интересно, она показывала и объясняла Денису такие вещи, о которых он сам бы даже и не задумался. Например, не было ни одной картины из тех, что они видели, где луна была бы изображена в правильной пропорции, всюду она была в разы больше, чем должна бы... На выходе с территории музея, возле поста, где милиция упорядочивала толпу желающих приобщиться к искусству, Денис не удержался:
– Да... Там одни картины! – и подкрепил свой разоблачительный выкрик соответствующей гримасой. Народ засмеялся.
– Идиот! – кто-то крикнул ему вдогонку.
Теперь уже Ника покраснела, она хотела сказать что-то суровое, но прыснула вдруг, и выговор не получился.
– Пошли ко мне?
– Что за «пошли»? Кол тебе по русишу, надо говорить – пойдем. А зачем?
– Поедим.
– Надо говорить – «кофейку попьем, музыку послушаем» Все-таки ты дикарь, Денис Петров. Но ты не будешь ко мне приставать с непристойностями?
– Гм. Как ответить, чтобы ты не отказалась?
– Надо пообещать: не буду.
– Не буду.
– Тогда пойдем, а ты где живешь? Твои дома?
– Недалеко отсюда, сейчас увидишь... Мать дома, отец – не знаю, может уже пришел.
– Слушай, Денис...
– Слушаю, Брусникина...
– Подожди, ты правда здесь живешь?
– Ну да. О, тачка отцова стоит, значит он тоже дома. Пошли, пошли...
Дверь им открыла мать. Она с изумлением глядела на девушку: ни разу в жизни Денис не приводил гостей.
– Здрассте...
– Ма, познакомься, это Ника, из нашего класса. – А это моя мама.
– Вероника Брусникина, будущая медалистка. Узнала. А меня зовут Ольга Васильевна.
– Здрассте... – Денис обернулся.
– А это наш папа, – опередила его мать. – Гавриил... Семарович.
Гавриил Семарович ни слова не вымолвил, только стоял, начисто перекрыв собой дверной проем в родительскую комнату, и смотрел на Нику.
– Ну ты пока снимай куртку, туфли необязательно... А я сейчас, гляну как там у меня. – Денис с детства был приучен соблюдать порядок в своей комнате, но ему нужно было, не вдаваясь в объяснения и подробности, впустить с улицы Морку, что он и сделал. Впустил, наказал вести себя прилично и побежал обратно в прихожую.
Ника захотела было снять туфли, но выяснилось, что свободных тапок в доме нет. Денис, чтобы снять неловкость, тоже остался в ботинках и повел Нику в свою комнату...
– Мамочка родная!.. Кто это?
– Не бойся, это Мор, наш говорящий ворон. Иди сюда, Морка, иди ко мне... – Денису было приятно, что Ника прячется за ним и держит его за плечи, так бы и стоял сто лет...
– Какой огромный!.. Я знала, что воґроны крупнее вороґн, но чтобы настолько... Какой он страшный... Ой, он на меня смотрит...
– Да не бойся ты, Морка у нас очень хор-роший, хор-роший... Да, Морик?
– Кр-рови! Мор-рику кр-рови!
– О-ой... Денис, ну пожалуйста... Я его боюсь!..
– Зря боишься, он очень добрый и заботливый. Морка, иди к себе. Ника скоро привыкнет, и я тебя выпущу, и все будет хорошо...
Мор как только глянул на рассвирепевшего юного хозяина, так сразу без дальнейших разговоров полез к себе на насест, нахохлился и даже отвернулся, чтобы уж полностью угодить Денису. Юность всесильна: десяти минут не прошло, как Ника отошла от первых впечатлений и во все глаза впитывала новые... Окна с видом на Марсово поле, прозрачная вольера, ковры на стенах, оружие на коврах, параметры компьютера – все это было очень круто и необычно в ее понятиях, и Денис, который и сам по себе ей нравился, стремительно превращался для нее в прекрасного принца. Только вот...