– Это как? И вот еще что: какой суммой мы, ты…
– По правилу правой руки ты этой рукой закрываешь в меню – ценник, а по правилу левой – все, кроме ценника, соответствующей же дланью. Деньги есть.
– Ну тогда арахис в сахаре по семнадцать девяносто… сыр… можно «эдам»?… для тебя, может быть, пельменей, или окорочек?
– Окорочек??? Маша, не буди во мне квейкера, смотри сюда: тысячи рублей нам хватит? Или надо больше?…
– Ну что, Ирина Федоровна, места у вас тут неплохие для спокойной жизни. И природа, и поохотиться можно.
– Наохотиться можно вволю: волколаков расплодилось прошлой зимой – хоть заставу строй. Давненько, лет сорок, подобного не было. А почему такое бывает – никому не ведомо.
– Ответ-то есть, но его искать надобно, а народ у вас, видимо, не пытливый до истины… Или не так?
– Может, и так. Как прогулялся?
– До речки и обратно. Лягушек да кукушек послушал.
– То-то тебя от лягушек да квакушек, от песен их распирает, словно от дрожжей. Может, и нетопырь-наушник тебе привиделся? На берегу? Ну рассказывай новости.
– А ты откуда знаешь про нетопыря? Шпионишь за мной?
– Во добра-то еще, за тобой следить. Знаю.
– И новости про твоего внучонка – тоже знаешь уже?
Свежевымытая сковородка радостно грянулась о деревянный пол, но старуха опомнилась и без малого полупудовая чугунина сама прыгнула, вернулась в коричневую руку.
– Какие новости? Что с ним? Не томи, храпоидол!
– Он-то в порядке. Памятники старины разрушает, бесчинствует, с джиннами якшается.
– Не выкобенивайся, Соныч, я тебя прошу. Что там? Точно с ним все в порядке?
– Точно. Городские рассказали… Сцепился он с Древними на мосту, со сфинксами. – Гость глянул на выскочившие ведьмины когти, на побелевшие костяшки пальцев и сжалился, заговорил быстрее.
– После поподробнее узнаем у него самого, а пока так: буянил он очень уж по-странному в одном трактире, а сам был – как мухоморов объелся, потом помог, вылечил одного паренька, потом наскочил на сфинксов.
– Ой, лихо мне! Да где ж это он на них наскочил? В ресторане, что ли?
– Нет, в том-то и дело. Его, видишь ли, в Древнюю Ночь на подвиги потянуло, на улицу выйти… Не обмирай, обошлось. Уже позади. Кончилось дело тем, что неведомо откуда вызвал он на помощь джинна, и сфинкс с джинном один другого на куски порвали. А другой сфинкс успел на место вернуться… Там тоже было дело темное, но об этом после… И вот теперь пришлось, как ты догадываешься, городским пришлось устроить призрак вместо одного из сфинксов, а на мосту людишкам глаза отвести автоаварией.
– А сам он где? Лешенька?
– Лешенька твой, похоже, весь в папашу. Накуролесил и исчез. Куда – никто не знает.
Старуха сунула сковороду на плиту, обмякла, осторожно повалилась на скамью.
– Сейчас, полежу минутку… Васятка, поди ко мне… Все… Я теперь знаю. Сюда едет, железной дорогой. К вечеру будет. Если тебе ничего не надо пока – уйди на часок, а я отдохну. Тебе же еще ходоков встречать. И комнату, будь добр, очисти, Лешкина это комната. Вон у Петра свободно, там и поживи, а я свое гостеприимство без изъяну исполнила, не сердцем – так поклоном и обычаем… Вот и дай мне одной побыть, да оклематься…
Да, повариха из Маши оказалась никакая. То есть все съедобно и местами даже вкусно, но с мамой – и думать нечего сравнивать.
– Слушай, здорово как! Спасибо, Машенька, было просто объедение.
– Только не Машенька! Я с детства терпеть не могу эту пошлейшую форму моего имени. Понимаешь, с детства.
– Ну я же не знал…
– Вот теперь знаешь. – Маша прыснула. – Или тогда я тебя буду звать Денисочкин, а еще круче – Денисочка…
– Все, Маша, убедила, устыдила, уела. Буду звать тебя Машею, а если за провинности – то и Машенцией… Не робей, трогай, это же вода, а не кислота…
По знаку Дениса исчезла посуда и столовые приборы того же тяжеленного, с отливом в красное, металла, а на столе остались стоять кувшин с апельсиновым соком и два длинных стакана с «морозом»; все кроме сока – «местное», извлеченное из кухонной «стенки». В самом центре столешницы тихонечко плескался посреди миниатюрного бассейна крохотный фонтанчик: на скале сидит русалка, держит над собой раскрытый зонтик. Из штыря, едва заметного над полусферой зонта, бойкими толчками выпрыгивает водяная струйка, плющится о зонтичную преграду и радужным шатром с прозрачными прорехами оседает в пятиугольный бассейн.
Маше любопытно и боязно; после подбадривающего приглашения потрогать она все же решается и мизинчиком прикасается к «шатру»…