Дядя Петя щелкнул пятерней – в комнате стало еще светлее, но все равно было ничего не разобрать: отвратительный змеиный шар катался от стены к стене, уши закладывало от шипения, словно бы в горнице заработали два пескоструя. Вдруг ком остановился посреди комнаты и как бы чуточку «сдулся» и вытянулся до вертикально стоящего кокона: это джинн принял человекоподобный облик, видимо, как наиболее привычный ему. Уродливое рыло его распахнулось усыпанной клыками пастью, бугристые ручищи сдавили Аленкину шею, было хорошо видно, как саблевидные когти впиваются глубоко, однако не могут прорвать змеиную кожу. Еще через несколько секунд стало ясно, что это уже не сражение, но агония. От пола вверх взметнулся исполинский бич – Аленкин хвост – и хрипящее рыло монстра словно бы лопнуло, окунулось в кроваво-черную слизь. Аленка распахнула пасть до невероятных даже для ее роста размеров и надела ее на истекающий кровью кочан джинновой головы. Кокон мягко повалился на бок, когтистые ручищи разжались. Аленка судорожно дернулась и наделась на джинна еще глубже, почти по плечи ему.
Дядя Петя словно очнулся от столбняка и с обиженным ревом выскочил на поле боя, брякнулся коленями на змеиный бок. Правою рукой он без церемоний ухватился за Аленкину верхнюю челюсть, левой обхватил за плечи тело джинна:
– А ну отпусти, отпусти, гадина! Щас все твои куриные мозги вышибу, тварь! Сашка! Уйми ее по-хорошему!
– Э-э, Силыч! Сначала поражение признай… Поаккуратнее! Себе лучше пасть рви! Аленка!…
Рассвирепевшая Аленка, видя, что лишается законной добычи, уже не слышала и не видела никого и ничего: она мгновенно расплелась и бросилась на дядю Петю. Но колдун только хрюкнул от неожиданности, перехватился правой внезапно выросшей ладонью за Аленкину шею, а левой, сжав ее в кулак и приговаривая на каждом ударе, стал методично бить Аленку по голове.
– Силыч, хорош! Это не по правилам! Да слышишь ты или нет, пень старый!!!
– Слышу, – внезапно наступившую тишину разбавил голос дяди Пети, недовольный, но уже спокойный. – Твоя взяла. Но победил не победил, а експонаты из моей коллекции жрать не дам. И так бобылем теперича остался… Н-на свою веревку. Что она такая злобная – не кормишь ее, что ли?
Чет подобрал безвольное змеиное тельце, ужатое до полуметра, понянчил в руках, подул раз-другой… Аленка зашевелилась. Успокоенный Чет сунул ее за пазуху.
– Федоровна, а ты чего хихикаешь? Хороший мы с Сашкой тебе цирк показали? Давай-ка опять посуду под этого хлюпика… Так поищи! Что я его – под мышкой теперь буду носить? А я покуда мебель обратно высвищу… Где самовар?
Леха даже засмеялся – так ему понравился бабушкин рассказ.
– Прикольно! Аленка, ты у нас, оказывается, пожиратель джиннов. Бабушка, а из-за чего они спорили, дядя Саша с… папашей? На что они об заклад-то бились?
Ирина Федоровна осеклась, юркнула взором в сторону от Лехи, однако внук в своем простодушии и не заметил ничего.
– Ай, Лешенька, да разве я помню? Чего-то нужно им было… Ты вот что… Поел? Или еще будешь?
– Под завязку. А это – тот же самовар?
– Тот же. Тульский, шестилитровый, еще в сорок девятом купленный. А электричества жрет! Ну, коли сыт, тогда иди, погуляй, походи, а мне надо все как следует вспомнить да тебя собрать. Иди, Лешенька, иди, а то ты меня отвлекаешь.
И все-таки бабушка Ира неважно выглядела. Лехе даже показалось, что она опять конкретно позырилась на красный графин с «упырником», но спорить он не стал: бабка у себя дома и по крайней мере сегодня лучше его знает, что и как делать. Надо будет, как вернется, не забыть петлю на калитке поправить – шурупы повылезали.
Леха вышел из дома и не колеблясь пошел по серой утоптанной дорожке в сторону леса, через картофельное поле, через реденькую полоску молодых берез, через какие-то злаки… не кукуруза – это точно… А навозом-то как давит, со всех сторон!
– Алексей, добрый день! Куда это вы так целеустремленно движетесь?
Леха поднял глаза: Филатова… Юля, кажется…
– А, Юля, привет! Да, надо тут…
– А почему вы на дискотеку не ходите? Не танцуете? Или боитесь, что побьют?
Только деревенских страстей ему и не хватало! Послать ее сразу, что ли…