И когда я задумалась над тем, что же тянет меня назад, то пришла в ужас. К без пяти минут тридцати я пришла с тем, с чем в восемнадцать уходила из дома: у меня была семья и стремление сделать карьеру. Треть жизни в статике. Никакого развития. И никто не даст гарантии, что через десять лет я не приду к тому же знаменателю. Так какого чёрта я с собой делаю?
Выбор между Боливией и Сансет Ки был очевиден.
Я предупредила Мэгги, что отключу телефон. При необходимости, она могла связаться со мной через администрацию отеля. Сестра, пообещав, что побеспокоит меня только в крайнем случае, пожелала удачи и ни в коем случае не жалеть себя.
Следующую неделю я сибаритствовала. Спала, ела, плавала в море, загорала. Я не заводила знакомств, не стремилась к новым впечатлениям и к девяти вечера обычно уже была в постели.
Не могу сказать, что за всё это время я ни разу не впала в уныние или же не жалела о принятом решении уволиться из «Рассел Консалтинг». Но стоило мне вспомнить жёсткое лицо её хозяина, как мои сомнения испарялись. Жестокий, своенравный, беспринципный человек, играющий людскими судьбами - вот кем оказался на самом деле Дэвид Рассел. Но довольно скоро я начала понимать, что не по его вине Джеймс ушёл от меня. В конце концов, это был всего лишь вопрос времени: Виктория или же кто-нибудь другой - какая разница, ради кого он бы меня бросил. Но я от всего сердца ненавидела мистера Рассела за то, как он преподнёс эту новость. После той ночи, когда он не остался ко мне равнодушен, я могла рассчитывать на проявление элементарного сочувствия, не говоря уже о такте и уважении. В последнем же разговоре он будто отчитывал меня на ковре в своём кабинете, и моё проявление эмоций счёл непрофессиональным и недостойным.
В душе бушевала буря, когда я думала об Дэвиде Расселе.
Но она вскоре ушла. Как ушла и злость. И не осталось ничего, кроме стыда.
На короткое время мне показалось, что Дэвид заинтересовался мной, как женщиной, и теперь я ругала себя за то, насколько сильно эта мысль меня взволновала. Если вспомнить историю про Золушку, то теперь я чувствовала себя даже не уродливой старшей сестрой. Я была тыквой. Тыквой, которая однажды превращалась в карету. Гораздо менее унизительно я чувствовала бы себя, если бы мистер Рассел всё рассказал сразу – прямо в лифте, где так опрометчиво сообщил о своём интересе. Приглашение на конференцию, личный обед, затем ужин, где я была его парой, затем ночь, утреннее объяснение, «когда мы займёмся любовью…» - господи, я всё ещё краснела, когда вспоминала, как он говорил эти слова. Я вправе была считать всё, что случилось дальше, эмоциональным предательством. Что значит физическая измена по сравнению с этим? Джеймса я до сих пор за него не простила. Не собиралась прощать и Дэвида.
И, тем не менее, потихоньку я начала приходить в себя.
В субботу я решила провести время на Ки Уэсте, осмотреть местные достопримечательности. На пароме, подставив лицо солнцу и свежему ветру, я пребывала в благостном настроении, предвкушая прогулку и обед в каком-нибудь небольшом ресторанчике.
Внезапно очень сильно захотелось услышать маму, и я порадовалась, что вместе с деньгами и документами автоматически бросила в сумочку телефон.
Включив аппарат, я увидела несколько десятков сообщений о пропущенных вызовах, и, не просматривая, стёрла их одним нажатием клавиши.
Мама была рада меня слышать.
- Мэгги сказала, ты взяла отпуск. Я давно говорила, малышка, что ты очень много работаешь. Да ещё этот паскудник Джеймс … - мама тяжело вздохнула. - Никогда не прощу ему как он с тобой обошелся.
В очередной раз мне пришлось говорить ей, что в этом вопросе у меня уже давно всё в порядке. Если бы мама знала, насколько сильно мы все ошибались в Джеймсе, её бы точно хватил удар. Она искренне любила его. Как и папа. И у меня был ещё один повод злиться на бывшего жениха – за обман их доверия.