Я схватилась за его ремень, и не для того, чтобы удержаться - важнее было удержать его.
- Я тебя люблю, - повторила я и счастливо улыбнулась.
- Ты пьяна? - Похоже, улыбка была лишней. – Алкоголем вроде не пахнет. Где ты была, чёрт тебя дери?!
- Шла домой.
- Из аэропорта?
Я глупо хихикнула.
- Может да, а, может, и нет.
- Элизабет! – рявкнул Дэвид.
- Но я же дошла.
Неожиданно он успокоился и принялся внимательно меня осматривать.
Теперь он видел всё: и красные глаза, и посиневшие губы, и лихорадочный румянец, проступающий на бледных щеках.
- Да ты вся окоченела!
- Есть немного.
А дальше завертелась карусель.
Меня раздевали, растирали, куда-то несли, что-то вливали в рот.
Я снова плакала, теперь уже от настоящей боли, что пронзила тело, когда Дэвид погрузил меня в тёплую ванну.
Где-то на периферии всего этого светопреставления истошно орал Боб.
- И всё-таки ты меня любишь, вредная ты морда, - удовлетворённо кивала я.
- Знаешь, я бы предпочёл, чтобы ты звала меня по имени.
Я лежала в нашей кровати: в свитере, спортивных штанах Дэвида и тёплых носках. Боб расположился в моих ногах и с нетерпением поглядывал на дверь ванной, за которой слышался шум бегущей воды.
Мы не улетели в Аспен.
Но мы были вместе.
Всего за несколько часов я потеряла и обрела Дэвида снова.
Завтра мы будем разбираться, почему так произошло.
Это была самая длинная рождественская ночь в моей жизни. И я очень хотела, чтобы она побыстрей закончилась. И закончилась правильно.
Шум воды стих.
Я замерла, прислушиваясь к тому, что будет дальше. Вот открылась дверь. Щёлкнул выключатель. Босые ноги прошлёпали к кровати.
Следующие несколько секунд ничего не происходило.
Темнота и тишина. Неизвестность, в которой от меня ничего не зависело.
Я зажмурилась и мысленно начала молиться: «Пожалуйста. Пожалуйста! Пожалуйст-ааа!!!»
Матрас прогнулся там, где всегда.
Боб лениво мякнул, когда ноги Дэвида задели его.
- Не бухти, - буркнул он.
Я снова замерла. Очень хотелось повернуться и дотронуться до него. Просто до смерти хотелось. Но я боялась пошевельнуться, боялась даже дышать. Боялась сделать что-то неправильно и спугнуть своё рвущееся по шву счастье.
- Подвигай ногами, что ли, чтобы я понял, что ты не умерла от удушья.
Сдавленно хихикнув, я выполнила просьбу.
- Спасибо.
Мы снова лежали в тишине каждый на своей половине кровати. Вроде и близко, но в то же время, далеко. Но для меня понятие далёкости теперь было относительно.
Дэвид рядом. На сегодняшний момент этого даже больше, чем достаточно.
- Знаешь, что самое гадское в этой истории? – спросил он.
- Догадываюсь, - просипела я в темноту.
- Вряд ли.
Дэвид тяжело вздохнул, а после сделал совершенно невероятную вещь: перевернувшись, он подтащил меня к себе вместе с одеялом, в которое я была закутана.
Привычным жестом он протолкнул под меня свою руку и упёрся подбородком в мою макушку.
- Что бы я ни услышала, мне это вряд ли понравится. Может, скажешь об этом завтра?
Я попросила об этом без всякой надежды на успех. И тем сильнее удивилась, когда Дэвид согласился.
- Хорошо. Теперь спи.
- Ты тоже.
- Постараюсь.
- Обещай, что не уйдёшь утром.
- Обещаю. Спи.
- Я люблю тебя.
- Это и есть самое гадское.
- Оу! Знаешь, это больно.
- Не то что ты меня любишь, а то что говоришь об этом сейчас.
- Значит, я опоздала?
Никогда не замечала за ним склонности к мелодраматизму, поэтому каждая секунда, в которой Дэвид не отвечал, далась мне очень тяжело.
Я пообещала себе досчитать до десяти, а потом…