– Шить я не мастак, господин, – сказал кузнец.
– Ну, хоть обрежь деревяшки и сними понож, – согласился Волков.
– Сделаю, – произнес кузнец, доставая из большого ящика инструменты и раскладывая их перед собой. – Садитесь на стол, господин. А ты, деваха, давай сюда лампу и встань слева, чтоб свет не застить. Ближе подноси. Ну, держитесь, господин.
Солдат вцепился в край стола и вздохнул.
«Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются», – вспомнил он слова сержанта. Каждое движение кузнеца отдавалось болью, а тот, как назло, не мог сделать что-то с одного раза. Ни обрезать стрелу, ни поддеть сталь. Почти все движения повторял дважды. Солдат понимал, что такую работу он делал впервые, поэтому молча терпел. Пальцы, вцепившиеся в стол, побелели, со лба на нос скатилась капля пота, но он молчал. Наконец кузнец обрезал стрелу и снял доспех с ноги. Встал, вздохнул.
– Вроде я свою работу сделал. – Он поглядел на коновала, а на том лица не было.
– Ну, что встал? Давай, – пригласил коновала Ёган, – вытягивай палку из ноги.
– Я не могу, – вдруг сказал коновал, – не невольте меня.
Вдруг этот крупный мужчина всхлипнул и кинулся из харчевни прочь.
– Вот дурак, а, – удивленно произнес Ёган.
– Боится, – сказал кузнец. – Он молодому барону коня лечил, тот распорол кожу на груди во время охоты. Он ее вроде зашил, а конь все равно сдох. Молодой барон его на конюшне два дня держал. Его и сына. Бил обоих. Вот он и боится.
– Даже инструмент забыл, – произнес Ёган.
– Вытаскивай ты, – сказал солдат кузнецу.
– Вытащить попробую, а вот шить я точно не возьмусь, не с моими пальцами. Мне ими и иголку не удержать.
Он снова сел на корточки перед столом, взял щипцы.
– А ну-ка, деваха, свети. Мне внутрь заглянуть надо.
Солдат знал, что сейчас начнется то, от чего он будет скрежетать зубами. Так оно и произошло. Кузнец потянул за древко. Древко вышло, а наконечник остался в ноге. Тогда кузнец своими черными пальцами стал раздвигать рану, чтобы увидеть наконечник. Еще одна капля пота повисла на носу у солдата.
– Вижу его, подлеца, – сказал кузнец. – Хорошо, что неглубоко сидит. Только кровь его застит. Свети ближе, прямо сюда.
Девушка еще ближе поднесла лампу. Волков зажмурился от боли, а кузнец все ковырялся и ковырялся в ране, пытаясь поддеть наконечник. Солдат еле сдерживался, у него уже звенело в ушах, когда кузнец сказал:
– Все. – И бросил на стол черный, весь в сгустках крови, похожий на шип наконечник болта. – Фу, как будто целый день работал.
Волков чуть отдышался и произнес, глядя на девушку:
– Шить тебе придется.
– Эй, Брунька, – сказал Ёган, – бери иголку, кроме тебя здесь шить никто не умеет.
– Ноги-то я не шила ни разу, – сказала девушка.
– Больше некому, – сказал солдат, – придется тебе.
– Ну, раз некому. – Девица залезла в сумку коновала, достала оттуда иголку, вдела нить. Извлекла туес, открыла его, понюхала.
– Что там? – спросил Ёган.
– Она, – сказала девица. – Мы борова такой же мазью мазали, когда его собаки подрали.
– Ну, что стоишь? Сшивай.
– Шить? – спросила девушка Волкова.
– Сначала обмой водой, чтоб было видно, что шьешь.
Девица оказалась на удивление ловкой. Руки ее не дрожали, зрение было хорошее. Она быстро смыла грязь и в три стежка стянула рану. Смазала ее мазью из сумки коновала и затянула чистыми тряпками, после чего Волков переоделся. Он надел исподнее, то, что носил зимой, остатками теплой воды помылся. Ёган и Брунхильда помогали ему. Кузнец просто сидел на лавке и ждал оплату, вертел в руках наконечник болта и восхищался:
– Железо доброе, так его еще и закалили. Хорошая закалка. Железо пробил, и даже кончик не погнулся.
– Сколько я тебе должен? – спросил его Волков, отправив девицу за едой.
– Случай особый. Пять крейцеров попрошу. Дадите еще два – я ваши поножи починю.
– Дам еще один, и почини поножи.
– Ну, пусть так, – сказал кузнец, прихватил поножи и ушел.
Девушка принесла еду. Солдат совсем не хотел есть, но знал, что нужно. Взяв тарелку и деревянную ложку, попробовал еду и отодвинул от себя.
– Это что? – спросил он у девицы.
– Так известно что – горох.
– Без сала, без масла?
– У нас поденщики, да каменщики, да купчишки мелкие и так едят, трескают за милую душу. Не капризничают.
– Так тут даже соли нет.
– Так они и без соли трескают.
– Я тебе не поденщик.
– Да уж вижу, капризный, как барыня.
– Принеси молока с медом.
– И все?
– Да, все. Кстати, а где поденщики твои спят?
– Известно где. На полу да на лавках.
– А комнаты есть? – Солдат вовсе не хотел спать ни на полу, ни на лавке.