Солдаты опять косились на коннетабля, но тот молчал.
– Все ясно?
– Ясно, господин рыцарь, – ответил один из бойцов.
– И не вздумайте бежать, увижу, кто побежит, – сам убью.
– Значит, драка будет? – спросил один из стражников.
– Я постараюсь этого избежать. Нам нужно забрать у них баб.
– Значит, будет драка, – произнес второй.
– Думаешь?
– А кто ж по пьяни баб отдаст?
– Посмотрим. Читайте молитву, кто знает, и пошли. Коннетабль, а сколько вы сможете собрать людей, если мы заберем у них женщин?
– В замке сержант и два человека, но барон их брать не позволил. Шестеро на заставах охраняют дороги.
Солдат остановился, коннетабль и его люди остановились тоже.
– Что с вами, коннетабль? Волнуетесь?
– Ну, я… не то чтобы… нет, я готов сразиться.
– Это ваше первое дело?
– Ну, я пока что только конокрадов ловил, дезертиров отгонял, дебоширов из трактира в подвал сажал. А вот так… чтобы вот с такими… ну, это первый раз у меня.
– Да не волнуйтесь вы, я думаю, сегодняшний день мы переживем.
– Да?
– Да. Вежливо попросим вернуть баб. Вернут – мы уйдем. Не вернут – мы тоже уйдем. Пойдем собирать людей. И чем больше соберем, тем меньше у них будет охоты с нами драться. Ясно?
– Ясно, – сказал коннетабль.
– Ясно, – отозвался один из его людей.
– Тогда с Богом, – произнес Ярослав Волков и толкнул дверь в харчевню.
Там было на удивление светло и тепло, в очаге горели дрова, а абсолютно голая простоволосая женщина большой деревянной ложкой перемешивала что-то в большом котле на огне.
– Ой, – сказала она и присела на корточки, чтобы скрыть наготу.
Солдат осмотрелся: вторая голая женщина лежала на полу между лавкой и столом. Над ней, за столом, поставив свои босые ноги прямо на женщину, сидел длинноволосый дезертир. Еще один дезертир лежал на лавке у стены, а двое других уже стояли посреди харчевни.
Один здоровенный детина также был бос, и кроме штанов на нем был дубленый тулуп, обшитый синим атласом, – вещь дорогая, но хозяину явно не по размеру, едва бы застегнулась. Детина, словно хворостиной, поигрывал вполне себе увесистой секирой. На втором была тоже дорогая, двойной кожи подкольчужная рубаха, добрые сапоги, и он сжимал копье. На его левой руке у мизинца и безымянного пальца не хватало фаланг. У того, что сидел за столом, через всю левую часть лица шел шрам, а у здоровяка не было половины левого уха. Тот, что лежал на лавке, встал, потянулся, взял не спеша копье и тоже вышел на середину
«Да, – подумал солдат, – народец резаный-рубленый, как бы коннетабль и его люди не сбежали, глядя на них». И произнес:
– Здравы будьте, братья-солдаты.
– И тебе, брат-солдат, здравым быть, – ответил тот, что был в кожаной рубахе, с заметным южным акцентом.
– Вдоволь ли у вас хлеба, братья-солдаты? – спросил Волков.
– Горек хлеб солдатский, – заговорил тот, что встал с лавки, у него была рассечена верхняя губа и не было зуба, он пришепетывал. – Из крови и грязи хлеб солдатский, и его у нас вдоволь.
Он тоже говорил с акцентом. У солдата сомнений не было – это ламбрийские наемники.
На этом церемониальная часть была закончена, и тот, что был в кожаной рубахе, спросил:
– А что это вы так долго под дождем стояли? Стеснялись зайти, а, брат-солдат?
– Не хотели вас тревожить, брат-солдат.
– А что за люди с тобой, брат-солдат? – В каждом слове ламбрийца помимо акцента слышалась едкая насмешка. – Один, кажется, балаганный арлекин, и два церковных попрошайки. Зачем ты их сюда привел?
Сидевший за столом лохмач весело заржал, двое других ламбрийцев тоже засмеялись.
– Нет, брат-солдат, это люди барона, – ответил Волков. Он окончательно убедился, что шансов победить этих людей в бою у них не было. Несмотря на то что они без доспехов и чуть пьяны, дезертиры зарежут всех за минуту.
«Сначала коннетабля, который стоит, разинув рот и выпучив глаза, – он и мечом взмахнуть не успеет. Затем один займется мной, а остальные быстренько зарежут двоих деревенских вояк, а потом все… Мне конец, – думал Волков, – надо отсюда убираться».
Подтверждая его мысли, щербатый зашел справа, с той стороны, где нет щита, и встал в трех шагах.
– А-а, так это люди барона, – произнес ламбриец в кожаной рубахе. – Что-то мало у барона людишек.