Однако я, кажется, отвлекся.
Я пришел к выводу, что самая большая трудность в нашей тайной разведывательной миссии состояла в том, чтобы вынудить босса ее поддержать, не давая ему при этом знать, чем мы занимаемся в действительности. Однако, как выяснилось, добиться этого было легче легкого, отчасти потому, что босс все время был занят, пытаясь найти способ оздоровления государственных финансов, но главным образом в силу того, что он начинал зашибать с самого утра... Похоже, пьянство идет рука об руку со всем, что касается цифири. Как бы то ни было, использовав минимум уверток и недомолвок, я вышел из комнаты босса с документом, в котором Осса назначалась королевским следователем, а мы с Пуки — личными представителями. Легче легкого.
Что касается самой миссии, то она представлялась мне милой загородной прогулкой вдали от придворной суеты и дворцовых интриг. К моему величайшему сожалению — и Нунцио не ленится мне об этом постоянно напоминать, — я слишком медленно соображаю и мало интересуюсь деталями, чтобы разобраться во всех этих хитросплетениях.
Однако, давая оценку своему новому заданию, я упустил из виду то, что мне придется работать с Пуки и Оссой.
Хочу сразу пояснить: против них обеих я не имею ничего. Я испытывал слабость к Оссе со времени нашей совместной службы в армии, когда она издевалась над нашим сержантом (парень был по меньшей мере раза в три крупнее ее и постоянно норовил ответить ударом на удар), не нарушая при этом субординации. (Вообще-то все это было не так уж и умно, зато требовало силы духа, которая в наше время большая редкость.) Что касается Пуки, то начиная с нашей первой встречи, когда она, решив, что я хочу напасть на босса, вывела меня из строя и при этом не добила, я вижу в ней высокого профессионала.
Говоря это, я хочу дать вам знать, что Осса мне нравится, а Пуки пользуется моим уважением. В свете сказанного я не думал, что в ходе нашей совместной работы могут возникнуть какие-либо сложности. Я и по сю пору считаю, что рассуждал тогда верно. Но я не учел того, что мы сформировали команду, состоящую из одного мужчины и двух женщин. Мужчиной был я, а женщинами — две, как бы это повежливее выразить... «весьма склонные к соперничеству» личности.
Подобная недоработка с моей стороны дала знать о себе почти с самого начала миссии. Когда мы первый раз остановились на привал, отдыхать стали я и Осса, а Пуки отправилась вперед, как она заявила — «на разведку».
— Скажи, Мухобой, — начала Осса, глядя в спину удаляющейся Пуки, — с какой стати в этой разведывательной миссии участвуют три человека?
Мне сразу не понравилось то, каким тоном это было сказано, но наша работа только начиналась, и я решил вопрос не обострять. Кроме того, нельзя было исключать, что Осса ничего не имела в виду. Солдат Старой гвардии (это я, значит) был обязан отвечать на вопросы новобранца, чтобы тот не обучался на собственных ошибках, а набирался опыта, получая ответы на свои вопросы.
— Это вытекает из требований безопасности, — пояснил я. — Мы не знаем, со сколькими противниками придется встретиться, мы не знаем также, чем он будет вооружен и насколько искушен в боевом искусстве. Нам будет легче убедить его, противника то есть, не совершать глупости, если мы сможем явить собой внушительную силу. Если же слов окажется недостаточно и противник решится на вышеозначенные глупости, то указанная сила повысит наши шансы на выживание.
— Не уверена, что все усекла, — сказала она.
Я вздохнул, еще раз осознав, что значительная часть нашего населения владеет речью гораздо хуже, чем я.
— Проще говоря, кто-то как следует подумает, прежде чем навалиться на троих. А если и надумает, то вскоре пожалеет о своей опрометчивости.
— Ну вот теперь я вроде усекла, — успокоилась Осса.
На некоторое время она погрузилась в молчание, а я поздравил себя с успехом в роли педагога.
— Но почему именно она? — ни с того ни с сего продолжила Осса.
— Прости, не понял...
— У тебя во дворце осталась здоровенная команда, — пояснила Осса. — Почему ты вдруг решил тащить с собой эту ящерицу? По правде говоря, мы с тобой и вдвоем прекрасно управились бы.
Я ясно помнил, что Осса присутствовала на нашем собрании, когда Пуки добровольно вызвалась отправиться вместе с нами, но о том, что именно я на этом настаивал, припомнить не мог.
— Ты удивляешь меня, Осса, — сказал я, покачивая головой. — Создается впечатление, что ты выступаешь сейчас как ревнивая баба.
— Дело не в ревности, Мухобой… или, скажем, не только в ревности, — протянула она. — Раз ты решил прихватить кого-то еще, это говорит о том, что я, по-твоему, недостаточно хороша, чтобы прикрывать твою задницу. И поскольку ты избрал именно ее, мне очень трудно не воспринять это как личное оскорбление.
— А теперь открой уши и слушай меня внимательно, — жестко произнес я, — поскольку повторять я не намерен. Ты хорошая девочка, Осса, и понравилась мне с того дня, когда мы встретились в дрессировочном лагере. Ты круче всех — кроме меня и Нунцио — из армейских типов, с которыми я тогда познакомился, и меня устраивает, если ты станешь прикрывать мою задницу. Я буду чувствовать себя вполне уверенно. У тебя есть мозги, и, имея большую потенциальность, ты добьешься успеха, чем бы ни занялась в будущем. В отличие от тебя Пуки — профессионал. Она давно приняла решение и достигла на избранном поприще больших успехов. Более того, судя по тому, что я узнал о подобных ей и Аазу извергах, она является профессионалом значительно дольше, чем ты существуешь в природе. Пуки очень хороша в деле, и нам повезло, что она решила поучаствовать в нашей заморочке. Знай, что уважение, которое я испытываю к ее профессионализму, никоим образом не затмевает те чувства, которые я испытываю к тебе. А чувства эти суть не что иное, как восхищение и симпатия. Вместо того чтобы дуться и распускать сопли, тебе следует пользоваться возможностью увидеть ее в деле. Глядишь, ты у нее чему-нибудь и научишься. Я лично рассчитываю тоже кое-что усвоить.