— Семь, восемь, девять…
Кид Жо Катано поднимается. Встает в стойку. Он еще не пришел в себя, у него затуманенный взгляд.
— Давай, Марсель, давай! Он готов! — орет снизу Жамэн. Весь зал на ногах, все кричат.
Колетта с любопытством смотрит на побледневшего Марселя: он пытается добить противника, но Катано наглухо закрылся перчатками.
«Выходит, он может бить!.. Может бить!.. А я его жалел! Еще чуть-чуть, и я лежал бы в нокауте. Стоило на миг расслабиться, и он меня сразу поймал. Поделом мне!.. Старый жулик Христо нашел его в Аржантэе. Ну не такие уж плохие парни в Аржантэе!.. Только теперь уж ему пощады не будет!..»
— Какой паскудник!.. И ты хорош, заморочил мне голову!
— Не злись, Жо.
— Ты видел, что он сделал?
— Видел! Но ты же шел и не смотрел на него.
— Из-за тебя! Ты мне твердил, что это не противник, а мармелад. Видал — мармелад?!
— Христо мне сказал, что он новичок.
— Христо, Христо! Плевать я хотел на Христо! Да и на тебя тоже.
— Не раздражайся, Жо. Дай я приложу лед…
— На фиг мне твой лед!
— Не надо кричать. Теперь ты его уложишь — и все!
— Я его жалел! Разводил сантименты! Вот куда это ведет!..
— Жалел, а теперь не жалей. Позволь, я помажу коллодием…
— Отлично, сынок!
— Даже не верится. Просто повезло. Бил я наобум. Просто здорово повезло… Гляжу — он на полу! Прямо не верится. Я было подумал, что он готов. Здорово было бы, а, господин Жамэн? Да нет, мне просто чертовски повезло.
— Не скажи, сынок! Дело не только в этом. Врезал ты ему отлично! Теперь дави и дави. Ни секунды передышки. Он тоже не сверхчеловек, ты понял?
— Да, господин Жамэн.
— Ну вот, Жо, ты снова в порядке.
— Не волнуйся за Жо. Смотри лучше, что сейчас начнется. И помни, старый болтун: все, что сейчас будет, это по твоей вине! Я не хотел его избивать, я мог выиграть по очкам. Теперь смотри!..
Медленно, как бы сожалея о том, что он сейчас будет делать, Катано поднимается и идет в центр ринга. Закрывшись перчатками, они следят друг за другом. Катано ждет, что Марсель будет атаковать. Катано спокоен, он успел отдохнуть. Теперь он зорко следит за Марселем и знает заранее все, что тот собирается сделать. Марсель приближается, готовясь нанести длинный боковой удар. Вот и настал момент! На тысячную долю секунды Марсель оставил открытым подбородок — мгновенно обрушился удар! Марсель не упал, он словно застыл в изумлении. Руки его медленно поехали вниз по туловищу. У него уже нет стойки. Он смотрит, как мягко, по-кошачьи идет на него сицилиец. Похоже даже, что он смотрит, улыбаясь…
Катано подошел вплотную и стал избивать побелевшего Марселя. Но тот продолжал оставаться на ногах. Жамэн, побагровев от напряжения, что-то кричал, но громкий рев публики сминал его крики. Марсель пытается уйти, но Катано неотступен. Началось великое наказание!
Франсуа вскочил с места. Поль молча смотрит на Марселя. Колетта презрительно кривит ярко накрашенный рот.
Это конец. Марсель отступает из одного угла в другой. Руки у него болтаются, как плети, глаза ничего не видят. А Катано наваливается на него и мстит за унижение.
Это убийство! Убийство в зале, полном публики. Три тысячи зрителей — и никто не решается остановить бессмысленное избиение.
Сицилиец устал бить, он замедлил темп. Он бьет размеренно, как мясник. Марсель держится на ногах, но он как в кошмарном сне, он ничего не понимает. Он больше не чувствует ударов. В глубине сознания тревожно ощущает он, что это очень плохо, что это не так, что это ужасно…
— Убийцы.
— Остановите бой! Полотенце!
Зал очнулся. Зал протестует.
Бой продолжается.
«Что делать? Что делать? Что делать? — растерянно думает Жамэн. — Осталось тринадцать секунд. Бросать полотенце на тринадцать секунд до гонга?!.»
Господин Жамэн — дурак. Дурака в пятьдесят восемь лет уже не переделаешь. Судья тоже дурак. Судьей он стал, чтобы удирать по вечерам из дома. Таков судья.
Остается восемь секунд. Публика орет, швыряет чем попало в судью и в Жамэна. Даже Катано поглядывает на судью, как бы спрашивая, продолжать или нет.
Наконец, бой остановлен. Марсель стоит в центре ринга. Катано идет в свой угол. Старик Жамэн берет Марселя под руку и ведет, как слепого.
— Сынок?
Марсель молчит. Жамэн медленно расшнуровывает ему перчатки. Голова Марселя упала на грудь, тонкие струйки крови потекли из ушей.
— Сынок?.. Сынок… Марсель!.. Скорей доктора! Доктора!..
— Жо! Ты здорово избил парня! Зачем ты его избил?
— Заткнись, старый дурак! Ты виноват, что он ударил меня. Надо было следить! Я бы не обозлился…
— Гляди, ему совсем плохо.
— Сам вижу, что плохо… Не надо было мне злиться! Такой славный парень. Послушай, а как это он так? Я бью, а он не падает. И не закрывается. Будто ему нравится, что бьют…
— Что теперь говорить!
— Конечно, старина, теперь говорить поздно, а только с самого начала мне как-то не по себе. Вроде бы совестно было бить его. Можешь считать меня дураком, но если бы он не ударил меня так больно, я бы закончил встречу по очкам.
Через толпу, окружившую ринг, пробирается врач, тщедушный человечек с крупным носом. Поль и Франсуа тоже направляются к рингу.
— Почему вызвали врача? Это серьезно?
— Не знаю.
Маленький носатый врач сердито говорит Жамэну:
— Немедленно в больницу.
— Что с ним?
— Боюсь, что травма черепа. Нужен снимок.
Папаша Жамэн — старый боксер, он знает, что такое травма черепа.
— Делайте, как я приказал, речь идет о его жизни.
— Эй, ребята, что с парнем?
— Не напирайте, черт побери!
— Господи! Какой бледный!..
— Что с ним? Ему плохо?
— Он не загнется, а?
— Кто знает! Эй, не напирайте так!..
Поль и Франсуа остановились у ринга. Перед носом у них — ноги старика Жамэна в потрепанных брюках. По обе стороны штанин безжизненно свисают мускулистые руки в коричневых перчатках: Жамэн так и не снял их.
Катано уже надел свой шикарный халат. Теребя кушак, он медленно идет к Марселю.
— Серьезно?
— Неизвестно. Пошли вызывать скорую.
Катано смотрит на Марселя.
«Бедный парень!.. Чтобы заработать эти проклятые шесть тысяч, ему пришлось быть избитым. Шесть тысяч! Для его девчонки или для маленьких братьев. Всегда ради кого-то даешь себя уложить на пол… А все эти сволочи, все эти гады, все эти свиньи — они орут! Эти паразиты! Им не надо драться, они умеют только орать!.. Бедный парень». Если здесь есть кто-то, кому действительно жаль этого парня, так это он, Катано! Ах, как давно он понял, какая мерзость все это!
Марсель тяжело дышит, лицо у него белое, как мел. Жамэн поддерживает ему голову.
«Какая же все это мерзость!.. Зачем он так больно меня ударил? Дурень — он тоже ловил свою удачу… И эта шлюха в первом ряду, она меня отвлекла — она во всем виновата!.. Кстати, она уже смылась».
Два санитара в белых халатах идут к рингу. Марселя кладут на носилки. Поль и Франсуа смотрят вслед санитарам и толпе, идущей за ними. Потом тоже идут с толпой, молча, как за гробом.
Руки Марселя свесились с носилок, и перчатки собирают пыль с пола, который вряд ли когда-нибудь подметался.
Ричард Коннэль
Самая азартная охота
— Посмотрите туда, — сказал Уитней, — видите остров? Это очень загадочный остров.
— В чем же загадка? — спросил Ренсдорф.
— На старых картах он называется «Ловушка для кораблей». Красочное имя?.. У моряков суеверный страх…
— Не могу разглядеть как следует, — сказал Ренсдорф. Разглядеть что-либо было действительно трудно — душные, почти осязаемые тропические сумерки быстро окутали яхту.
— А ведь у вас зоркие глаза, — усмехнулся Уитней. — Я помню, как вы за триста метров целились в зарослях. Нет, и ваши глаза не могут увидеть за шесть километров, да еще в безлунную ночь на Карибском море.
— Даже за шесть метров, — уточнил Ренсдорф. — Тьма такая, словно вас завернули в мокрый бархатный занавес.