Рискуя заплатить суровый штраф, маленький седой нервный мистер Ян Дункан не пошел на собрание и остался этим вечером в квартире изучать официальные правительственные тексты по политической истории Соединенных Штатов Европы и Америки (или просто — Штатов). Он знал, что в этом он был слаб; он едва мог разобраться в экономических факторах, не говоря уже обо всех идеологиях, которые возникали и исчезали в XX веке, что очень походило на нынешнюю ситуацию. Например, подъем демократическо-республиканской партии. Когда-то это были две партии или их было три, которые занимались бессмысленными ссорами, борьбой за власть, в точности как сражались друг с другом теперь дома. Эти две или три партии соединились в одну примерно в 1985 году, как раз перед тем, как Германия вошла в Штаты. Теперь была только одна партия, которая правила стабильным и мирным обществом, и каждый по закону был ее членом. Каждый платил взносы, посещал собрания и голосовал каждые четыре года за нового хозяина — за человека, который, по их мнению, больше всего понравился бы Николь.
Было приятно сознавать, что они, народ, обладали властью решать, кто станет нужен Николь на следующие четыре года; в каком-то смысле это наделяло всех выборщиков верховной властью даже над самой Николь.
Например, этот последний Хозяин, Рудольф Кальбфляйш. Отношения у этого Хозяина с Первой леди были довольно прохладными, это указывало на то, что она не слишком одобряла последний выбор. Но так как она была истинной леди, она бы никогда явно не показала этого.
Когда положение Первой леди стало обладать большим статусом, чем положение президента? Спрашивалось в тексте. Иными словами, когда наше общество стало матриархатом, сказал себе Ян Дункан. Примерно в 1990 — я знаю ответ. До этого были лишь намеки — перемена наступила постепенно. С каждым годом пост Хозяина становился все более незаметным, а Первая леди — все более известной, любимой обществом, которое и учредило этот пост. Была ли это потребность в матери, жене, любовнице или все три вместе? Во всяком случае, они получили то, что хотели, — они получили Николь, а она определенно все три вместе взятые и даже больше.
В углу гостиной телевизор невразумительно прохрипел: «Тааааангтгггг», подразумевая, что вот-вот заговорит. Вздохнув, Дункан закрыл официальный учебник и обратил внимание на экран. Специальный выпуск о событиях в Белом доме, предположил он. Возможно, очередная поездка или тщательный разбор нового хобби или новой страсти Николь. Может, она занялась коллекционированием чашек из костяного фарфора? Если так, нам придется рассматривать каждую из этих чертовых чашек. И точно, на экране появилась круглая, массивная, с двойным подбородком физиономия Максвелла В. Джемисона, секретаря по новостям из Белого дома.
— Добрый вечер, жители одной из наших стран, — торжественно начал он. — Вы когда-нибудь задумывались, что значит спуститься на дно Тихого океана? Николь задумалась, и, чтобы получить ответ на этот вопрос, она пригласила сюда, в зал Тюльпанов Белого дома, трех самых известных в мире океанографов. Сегодня вечером она попросит их поделиться своими впечатлениями, и вы также услышите их, так как они были записаны буквально только что при помощи оборудования Отдела общественных событий Объединенной триадической теле- и радиосети.
А теперь вперед, в Белый дом, сказал себе Дункан. Если не на самом деле, то по крайней мере косвенно. Мы, кто не может попасть туда, у кого нет таких талантов, чтобы заинтересовать Николь хоть на один вечер, мы все же можем заглянуть туда в строго регулируемые часы через окна наших телевизоров.
Сегодня он не хотел смотреть этого, но, видимо, это было все же целесообразно: в конце программы могли быть «сюрпризные» проверочные вопросы. А высокий балл за проверочные вопросы мог бы удачно возместить тот низкий результат, который он определенно получит за последний тест, который теперь проверяет его сосед мистер Эдгар Стоун.
Теперь на экране расцвело прекрасное, спокойное лицо, белая кожа и темные умные глаза; тонкое интеллигентное и все же дерзкое лицо женщины, которая появилась, чтобы монополизировать все их внимание, которая была темой разговоров, наваждением всей нации, почти всей планеты. При виде Николь Яну Дункану стало тошно от страха. Он предал ее ожидания: его результаты этого поганого теста уже каким-то образом были известны ей, и, хотя она никогда ничего не скажет, разочарование было написано на ее лице.
— Добрый вечер, — сказала Николь своим мягким, слегка хрипловатым голосом. — Дело вот в чем, у меня нет способностей к абстрагированию. — Дункан вдруг заметил, что он бормочет это вслух. — Я имею в виду эту религиозно-политическую философию; она для меня бессмысленна. Нельзя ли мне сконцентрироваться на конкретной реальности? Мне следовало бы обжигать кирпичи или выделывать сапоги.