— В чью пользу я отрекаюсь? — спросила Николь. Ее собственный голос прозвучал очень тонко, но по крайней мере не жалко. Она была рада и этому.
— В пользу управления криминальной полиции, — сказал Пемброук. — Которое будет курировать грядущие всеобщие выборы, а затем, конечно, уйдет в отставку.
Стоявшие до этого неподвижно, как оглушенные, восемь членов Совета направились было за Николь.
— Нет, — сказал им Пемброук. — Вы все остаетесь здесь, — его лицо побелело, — с командой полицейских.
— Вы ведь понимаете, что он собирается сделать, да? — сказал Николь один из членов Совета. — Он отдал приказ убить нас. — Слова этого человека были едва слышны.
— Она ничего не сможет здесь сделать, — сказал Пемброук, снова помахав пистолетом перед Николь.
— Аппарат фон Лессингера предсказывал нам, — сказала одна из женщин Николь. — Но мы не могли поверить, что подобное случится. Бертольд отверг этот вариант как слишком невероятный. Мы думали, такая практика уже отмерла.
Вслед за Пемброуком Николь вошла в лифт. Они поднялись на этаж, находившийся на уровне земли.
— Не убивайте их, — сказала Никель. — Пожалуйста.
Взглянув на свои часы, Пемброук ответил:
— Они уже мертвы.
Лифт остановился, его двери открылись.
— Отправляйтесь прямо в свой кабинет, — приказал ей Пемброук, — вы будете говорить оттуда. Интересно, не правда ли, что Совет не принял всерьез тот вариант, где я мог бы их опередить. Они были настолько уверены в своей абсолютной власти, что вообразили, будто я как баран приду на собственное заклание. Сомневаюсь, чтобы они потрудились предвидеть свои последние минуты. Должно быть, знали о существовании довольно вероятной возможности того, что я захвачу власть, но явно не следили за ситуацией и не узнали в точности, как я все сделаю.
— Я не могу поверить, — сказала Николь, — что они были настолько глупы. Несмотря на то, что они мне говорили и что говорите мне вы. Имея в распоряжении аппарат фон Лессингера… — Ей это казалось невероятным, что Бертольд Гольтц и все остальные так просто позволили уничтожить себя; логичнее им было бы сделать себя недостижимыми.
— Они испугались, — сказал Пемброук. — А испуганные люди теряют способность думать.
Перед ними был кабинет Николь.
Перед входом на полу лежало неподвижное тело. Это была Жанет Раймер.
— Мы оказались в положении, когда необходимо действовать решительно, — сказал Пемброук. — Или, скорее, если откровенно, мы хотели это сделать. Давайте наконец станем честны друг перед другом. Особой нужды не возникало. Позаботиться о мисс Раймер было актом чистого Наслаждения. — Он перешагнул через тело Жанет и открыл дверь в кабинет Николь.
В кабинете стоял Роберт Конгротян.
— Со мной происходит что-то ужасное, — захныкал Конгротян, как только заметил их. — Я больше не могу находиться отдельно от окружающих меня вещей. Вы понимаете, что это значит? Ужасно! — Он подошел к ним, было видно, как он дрожит; его глаза выпучились от жалкого страха, и на его шее, лбу и руках выступил пот. — Вы понимаете?
— Позже, — сказал ему Пемброук нервно. Опять она заметила этот тик, эту произвольную гримасу на его лице. Обращаясь к ней, Пемброук сказал: — Сначала я хочу, чтобы вы прочитали тот материал, что я вам дал. Начинайте прямо сейчас. — Он снова взглянул на часы. — ТВ-техники должны уже прийти и все подготовить для трансляции.
Конгротян сказал:
— Я их убрал. Они еще больше все усложнили. Смотрите — видите этот письменный стол? Теперь я его часть, а он — часть меня! Следите, я вам сейчас покажу. — Он пристально и долго смотрел на стол, губы его шевелились. И тут ваза с бледными розами, стоявшая на столе, поднялась в воздух и направилась к Конгротяну. Ваза прошла сквозь Конгротяна и исчезла.
— Теперь она во мне, — заверещал он. — Я ее проглотил. Теперь она — это я. И… — он указал на стол, — я — это он!
На том месте, где стояла ваза, Николь увидела нечто, приобретающее плотность, массу и цвет; сложное сплетение перепутанной органической материи, гладкие красные трубки и то, что казалось частью эндокринной системы. Как она поняла, внутренняя часть организма Конгротяна. Возможно, подумала она, это селезенка и циркуляционные конфигурации, которые ее поддерживают. Этот орган, чем бы он ни был, равномерно пульсировал; он жил и работал. Как тонко придуман это орган, подумала она. Она не могла оторвать от него глаз, и даже Уайлдер Пемброук пристально смотрел на него.