Я нахмурилась.
– Правда? Я выросла в Аллее Торнадо. Думаешь, меня волнует погода?
– А если будет град? Чарджер…
– Хорошо, возьмем Хонду.
– В Уичито? – его нос сморщился.
– Она сможет сделать это! Она уже это делала! – сказала я, защищаясь.
Шепли медленно прошел к краю и поднял меня на бетон. Он вытер воду с лица и покосился на меня.
– Ты хочешь поехать на Хонде к твоим родителям в выходные, когда будет шторм. Что такого срочного?
– Ничего. Я просто подумала, что будет неплохо уехать.
– Только вы двое. Особое путешествие, – сказала Эбби.
Когда Шепли повернулся, чтобы посмотреть на нее, я выстрелила в лучшую подругу предупреждающим взглядом. Ее стоическое выражение лица ничего не выдавало, но я все еще хотела прибить ее.
Она обменялась взглядами с Трэвисом, а затем повернулась лицом ко мне, и смущение проявилось на ее лице.
– Это даст вам время поговорить, я думаю. Мы были заняты. Это будет неплохо.
– Точно, – сказала я.
Когда я произнесла эти слова, что–то загорелось в глазах Шепли, и, казалось, миллион мыслей пролетело в его голове.
Неважно, что его беспокоило, он отмахнулся от этого и потянулся, клюнув меня в губы.
– Если это то, чего ты хочешь, я больше не буду спрашивать.
– Это то, чего я хочу.
Он вылез из бассейна, его белая футболка стала прозрачной, а джинсы насквозь промокли, и кроссовки хлюпали с каждым шагом.
– Я пойду внутрь и сделаю звонок. Но мы возьмем Чарджер. Может, он и старше на двадцать пять лет, но он более надежный.
– Спасибо, малыш, – сказала я, улыбаясь ,когда он ушел. Как только он оказался вне зоны слышимости, я повернулась к Эбби, и все эмоции исчезли с моего лица.
– Ты засранка.
Эбби хихикнула.
Трэвис перевел взгляд с Эбби на меня и обратно.
– Что? Что смешного?
Эбби покачала головой.
– Я тебе потом скажу.
– Нет, не скажешь! – сказала я, брызгая на нее водой.
Рукой Трэвис стер капельки со своего лица и поцеловал Эбби в висок.
Она отошла от него, подплыв к краю бассейна и поднявшись по лестнице. Она взяла полотенце со своего лежака и вытерлась. Трэвис смотрел на нее так, словно впервые увидел.
– Я удивляюсь, что ты до сих пор не беременна, – сказала я.
Эбби застыла.
Трэвис нахмурился.
– Да ладно, Мерик. Не говори слова на букву «Б». Ты ее разозлишь!
– Почему? Это актуальная тема? – спросила я подругу.
– Несколько раз была, – сказала Эбби, многозначительно глядя на Трэвиса. – Он думает, что я перестану принимать противозачаточные,когда мы выпустимся.
Мои брови взлетели вверх.
– Правда?
– Нет, –быстро ответила она. – Нет, пока мы не купим дом.
Выражение лица Трэвиса стало резче.
– У нас есть свободная спальня.
– Спасибо, Мерик, – проворчала Эбби, наклоняясь, чтобы протереть ноги полотенцем.
– Прости, – сказала я. – Я пойду внутрь. Нам надо спланировать поездку.
– Эй. Если вы поедете, будьте осторожны. Шеп прав. Погода, наверное, будет плохой. Может, вам стоит подождать, пока не закончится штормовой сезон.
– Если мы сейчас не поедем, мы будем заняты. Когда начнутся занятия, будет слишком поздно. Нам придется ждать до каникул. – Я посмотрела на землю. – Судя по тому, как он себя вел, я не знаю, будет ли он еще терпеть.
– Он будет ждать всегда, Мерик, – сказала Эбби.
–Слишком поздно для чего? – спросил Трэвис, вылезая из бассейна. – Чего он ждет?
– Ничего, – я стрельнула в Эбби предупреждающим взглядом, прежде чем собрать вещи и выйти из ворот. Я закрыла их за собой, держа руку на горячем металле. – Держи рот на замке. Может, ты и его жена, но моей подругой ты стала раньше.
– Ладно, ладно, – сказала Эбби, съежившись под моим взглядом.
Шепли
– Спасибо, Дженис. Я ценю это, – я нажал красную кнопку и положил телефон на кровать.
Дженис полюбила меня с того момента, как я вошел в ее офис на собеседование. То, что началось как работа на побегушках, превратилось в административную работу, а потом каким–то образом я оказался в отделе управления капиталом. Дженис надеялась, что я останусь и после окончания колледжа, обещав мне повышение и море возможностей, но сердцем я не был здесь.
Я уставился на почти пустой ящик своей тумбочки. Вот где я был сердцем.
Когда подсветка дисплея на моем телефоне погасла, меня окружила темнота комнаты.Летнее вечернее солнце пробиралось сквозь края штор, создавая слабые тени на стенах.
Мы жили здесь меньше года, и стены уже были завешаны рамками с нашими воспоминаниями. Было несложно совместить наши вещи, потому что в последние два года было только «мы», «наше» и «нас». Сейчас я не был уверен, было ли это символом наших жизней вместе или это был мемориал той пары, которой мы были.
Я жалел о своем предложении с того момента, как Америка сказала «нет». Мы стали другими после этого.
Я потер мышцу между плечом и шеей. Она была плотной от напряжения. Я уже сбросил свою мокрую одежду и обернул полотенце вокруг бедер. Оно было пушистым, и такие вещи мне не были нужны, пока я не стал жить со своей девушкой, но я стал ценить их наряду с ароматом ее лосьона на простынях и коробочками салфеток в каждой комнате квартиры. Даже беспорядок на ее тумбочке стал привычным.
Я стал явно внимателен к ящику в тумбочке. В ней была только одна вещь – маленькая темно–красная коробочка. Внутри было кольцо, которое я мечтал надеть на ее палец, кольцо, которое она бы носила в день нашей свадьбы, прекрасно подходящее к такому же колье. Я купил его два года назад и доставал много раз.
У нас впереди было долгое путешествие, и я собирался взять его с собой в поездку. Наш путь в Канзас обозначил бы третий раз, когда коробочкудоставали из этого ящика, и я хотел знать, вернется ли она на свое место. Я не был уверен, что бы это значило, если бы она вернулась, но я не мог продолжать думать и ждать.
Мои руки были шершавыми и сухими, когда я переплел пальцы и посмотрел на пол, думая, делать ли мне предложение с цветами, как в прошлый раз, или просто так. Просить ее выйти за меня в этот раз будет значить гораздо больше. Если она скажет нет, ей придется сказать, что будет дальше. Я знал, что Америка однажды захочет выйти замуж, потому что она говорила об этом мне и Эбби, когда я был в комнате.
Может, она просто не хочет выходить за меня.
Беспокойство, что для Америки никогда не наступит нужное время, чтобы сказать да, стало ежедневной пыткой.
«Нет» было таким маленьким словечком, пока не повлияло на меня. Оно повлияло на нас. Но я слишком сильно любил ее, чтобы задевать эту тему. Я слишком боялся, что она скажет что–то, чего я не хотел слышать.
Потом, были крошечные клочки надежды – когда она говорила о будущем и о важных вещах, например о жизни в одной квартире. Но даже когда мы распаковали коробки, я думал, не согласилась ли она снять квартиру только потому, что была слишком упряма, чтобы признать правоту её родителей, говоривших, что мы еще не готовы.
Тем не менее, страх правды удерживал меня от предложения. Я слишком любил ее, чтобы так просто отпустить. Она бы боролась за возможность уйти так же, как я бы боролся за то, чтобы удержать ее. Я сомневался, чтоит ли даже задумываться о том, чтобы сделать предложение в третий раз, и я боялся, будет ли это первым мучительным днём из многих, которые я должен был научиться переживать без нее.
Но, если бы она сказала «да», это бы придало смысл всему этому страху предложения.
– Малыш? – позвала Америка. Входная дверь закрылась вслед за ее словами.
– В спальне, – ответил я.
Она открыла двери и включила свет.
– Почему ты сидишь в темноте?
– Только что закончил разговор с Дженис. Она была не особо рада тому, что я так поздно её предупредил, но она дала мне выходной в пятницу.