Трэвис посмотрел на нее, качая головой.
– Неважно. Я просто должен был добраться сюда, – он посмотрел на меня. – Спасибо, что посидела с ней, Мер.
Я кивнула.
– Конечно. – Я встала, улыбаясь Шепли. – Я провожу тебя домой.
Шепли открыл дверь.
– После тебя, малышка.
Я помахала на прощание Трэвису и Эбби, но они не заметили, потому что он почти вгрызался в её лицо.
Шепли держал меня за руку, когда мы спускались по лестнице к нашим машинам. Чарджер, припаркованный рядом с моей поцарапанной и грязной красной Хондой, сиял как новенький. Он открыл дверь, и запах дыма ударил мне внос.
Я помахала рукой перед лицом.
– Как отвратительно. Если ты так любишь свою машину, почему разрешаешь Трэвису курить в ней?
Он пожал плечами.
– Я не знаю. Он никогда не спрашивал.
Я ухмыльнулась.
– Что бы сделал Трэвис, если бы однажды ты не позволил ему делать так, как ему все время хочется?
Шепли поцеловал уголок моего рта.
– Я не знаю. Что бы ты сделала?
Я моргнула.
Выражение лица Шепли отразило весь ужас.
– О, дерьмо. Просто вырвалось. Я не имел в виду то, как это прозвучало.
Я схватила свои ключи.
– Все нормально. Увидимся дома.
–Детка, – начал он.
Но я уже была на полпути к Хонде.
Я села на потертое водительское сиденье своего старенького хэтчбека, заводя его, хоть я и хотела посидеть немного и поплакать. Шепли выехал задом, а я последовала за ним.
Я не была уверена, что было хуже – слушать непреднамеренно сказанную правду или видеть ужас в его глазах после того, как он это сказал. Шепли чувствовал себя тряпкой по отношению ко всем, кого любил, включая меня.
Шепли
Я въехал на закрытую парковку рядом с Хондой Америки и вздохнул. Рулевое колесоскрипело, когда я сжимал и разжимал руки с побелевшими костяшками. Выражение лица Америки, когда я ляпнул не подумав, было таким, каким я его еще никогда не видел. Если я сказал что–то глупое, в её глазах был бы виден гнев. Но я не разозлил её. Это было что–топохуже. Не желая этого, я обидел её, глубоко задел.
Мы жили в трех домах от Трэвиса и Эбби. В нашем здании было меньше студентов и больше молодых пар и семей. Парковка была полна, остальные жильцы уже были дома и спали.
Америка вышла. Дверца машины скрипнула, когда она резко закрыла её. Она пошла к тротуару безо всяких эмоций на лице. Я научился оставаться спокойным во время споров, но Америка была эмоциональной, и любая её попытка спрятать эмоции никогда не удавалась.
Жизнь с моими двоюродными братьями отлично научила меня обращаться с такими упертыми людьми, как Америка, но влюбленность в самоуверенную и сильную женщину иногда заставляла меня бороться с моей собственной неуверенностью и слабостями.
Она подождала, пока я выйду из Чарджера, а потом мы вместе пошли к нашей квартире внизу. Она молчала, и одно лишь это уже заставляло меня нервничать еще больше.
– У меня не было времени приготовить что–нибудь до того, как я ушла к Эбби, – сказала она, заходя на кухню. Она обошла барную стойку и замерла.
– Я приготовил, прежде чем забрал Трэвиса.
Она не обернулась.
– Но я сказала, что все сделаю.
Дерьмо.
– Все хорошо, малышка. Это не заняло много времени.
– Тогда я думаю, мне следовало бы найти время приготовить, прежде чем я ушла.
Дерьмо!
– Я не это имел в виду. Я был не против.
– Я тоже, вот почему я сказала, что приготовлю. – Она швырнула сумочку на стойку и исчезла в коридоре.
Я слышал её шаги, как она зашла в комнату, и как хлопнула дверь ванной.
Я сел на диван, закрыв лицо руками. Наши отношения не были такими уж прекрасными в последние несколько месяцев. Я не знал точно, было ли этопотому что она была несчастна, живя со мной, или она была несчастна со мной. В любом случае, это не сулило ничего хорошего для нашего будущего. Ничто не пугало меня больше, чем это.
–Шеп? – позвал тихий голос из коридора.
Я повернулся, увидев Америку, выходящую из темноты в тусклоосвещенную гостиную.
– Ты прав. Я слишком властная, и я жду, что ты всегда будешь мне уступать. Если нет, то я закатываю истерику. Я не могу продолжать поступать так с тобой.
Кровь застыла у меня в жилах. Когда она села рядом со мной, я инстинктивно отклонился, боясь боли, которую она могла причинить мне, сказав слова, которых я больше всего боялся.
– Мер, я люблю тебя. Что бы ты ни думала, перестань.
– Прости, – начала она.
– Стоп, черт возьми.
– Я стану лучше, – сказала она, и слезы заблестели в её глазах. – Ты не заслуживаешь этого.
– Подожди. Чего?
– Ты слышал меня, – сказала она, казавшись смущенной.
Она снова исчезла в коридоре, и я встал, следуя за ней. Я открыл дверь в нашу темную спальню. Лишь луч света просачивался из ванной, освещая заправленную кровать и тумбочки с грудой журналов, учебников и нашими черно–белыми снимками.
Америка стягивала с себя одежду, по одной вещи, оставляя на полу словно дорожку в душ, а потом включила воду.
Я представил её, стоящуюу занавески, встающую под душ, мягкие изгибы её тела медленно покачиваются с каждым движением. Джинсы на моей промежности мгновенно натянулись из–за выпуклости под денимом. Я нагнулся и поправил её, затем пошел к двери, освещенной резким флюоресцентным светом по краям. Дверь скрипнула, когда я открыл её. Америка уже зашла за занавеску, но я слышал, как вода стекала с нее, громко ударяясь о пол кабины.
–Мерик? – сказал я. Мой член умолял меня раздеться и зайти в душ за ней, но я знал, что она не в настроении. – Я не хотел. То, что я сказал раньше, просто вырвалось. Ты не тиран. Ты упрямая, прямолинейная и волевая, и я люблю все это. Это часть того, что делает тебятобой.
– Это другое, – её голос едва доносился через занавеску и воющий звук воды, бегущей по трубам.
– Что другое? – спросил я, сразу подумав, был ли это секс. Потом я проклял голос шестнадцатилетки в моей голове, который сморозил такую инфантильную глупость.
– Ты другой. Мы другие.
Я вздохнул, опустив голову. Становилось все хуже, а не лучше.
– Это плохо?
– Похоже, что так.
– Как я могу это исправить?
Америка посмотрела на меня из–за занавески, и только её красивые изумрудные глаза были видны.
Вода текла по её лбу и носу, капая упала с его кончика.
– Мы съехались.
Я сглотнул.
– Ты несчастлива?
Она покачала головой, но это только частично смягчило мое беспокойство.
– Ты несчастлив.
– Мер, – выдохнул я. – Нет, это не так. Ничто в том, чтобы быть с тобой, не может сделать меня несчастным, никогда.
Её взгляд мгновенно смягчился, и она закрыла глаза, из которых по её лицу потекли соленые слезы, смешанные с водопроводной водой. – Я это замечаю. Я это вижу. Я только не знаю, почему.
Я отдернул занавеску, а она отошла назад настолько, насколько могла, смотря, как я шаг за шагом захожу, даже хотя я был все еще полностью одет.
– Что ты делаешь? – спросила она.
Я обхватил её руками, чувствуя, как мне на макушку льется вода, пропитывая мою рубашку.
– Где бы ты ни была, я с тобой. Я не хочу быть где–то, где нет тебя.
Я поцеловал её, и она всхлипнула в моих объятиях. То, что она показывала свою мягкую сторону, было не похоже на неё. Обычно, если она была обиженной или грустной, то злилась.
– Я не знаю, почему это было по–другому, но я люблю тебя все так же. Вообще–то, больше.
– Тогда, почему… – замолчала она, теряя самообладание.
– Что почему?
Она покачала головой.
– Прости за ужин.
–Детка, – сказал я, касаясь пальцем её подбородка и нежно поднимая его, пока она не посмотрела на меня. – Черт с ним, с ужином.
Америка подняла мою рубашку, сняла её через голову и уронила на пол со шлепающим звуком. Потом она расстегнула мой пояс, пока её язык скользил по моей шее. Она была уже обнажена, поэтому не оставалось ничего другого, кроме как позволить ей раздеть меня. Это было странно возбуждающе.