Трэвис отпустил Шепли.
— Еще? Все в порядке? — спросил он с красными пятнами вокруг глаз.
— Открой коробку, — сказала Эбби, указывая на обувную коробку в руке Трэвиса.
Он пару раз моргнул и посмотрел вниз, осторожно разворачивая коричневую оберточную бумагу.
Он поднял крышку, а потом взглянул на Эбби.
— Голубка, — выдохнул он.
— Что? Покажи мне! Я не могу двигаться! — сказала я.
Трэвис вытащил две крошечные пары серых льняных пинеток, зажатых между четырьмя пальцами.
Я снова закрыла рот.
— Двое? — завопила я. — Близнецы!
— Святое дерьмо, брат, — сказал Шепли, похлопывая Трэвиса по спине. — Так держать!
Трэвис задохнулся, переполняемый эмоциями. После того, как слова пришли к нему, он провел Эбби к своему креслу.
— Присядь, детка. Отдохни. Этот дом выглядит потрясающе. Ты хорошо поработала.
Он встал на колени перед ней.
— Ты голодна? Я могу приготовить тебе что — нибудь. Что угодно. Назови это.
Эбби рассмеялась.
— Я плохо выгляжу на твоем фоне, Трэв, — поддразнил Шепли.
— Будто ты из — за меня не устраивал большой сыр — бор все это время, — сказала я.
Шепли сел рядом со мной, прижимая к себе и целуя в висок.
— Внук номер пять… шесть, — сказала я, сияя.
— Я не могу дождаться, чтобы рассказать отцу, — сказал Трэвис. Его нижняя губа задрожала, и он прижался лбом к животу Эбби.
— Эта сумасшедшая семейка неплохо справилась, — сказал Шепли, касаясь живота.
— Мы прекрасно справились, черт подери, — сказал Трэвис.
Шепли встал, исчез на кухне, а затем вернулся с двумя открытыми бутылками пива и двумя бутылками воды. Он вручил пиво Трэвису и затем воду Эбби и мне. Мы подняли наши напитки.
— За следующее поколение Мэддоксов, — сказал Шепли.
Ямочки Трэвиса стали глубже, когда он улыбнулся.
— Пусть их жизни будут так же прекрасны, как женщины, которые носили их под сердцем.
Я подняла свою воду.
— Ты всегда говорил прекрасные тосты, Трэв.
Мы все сделали глоток, а затем я наблюдала, как Трэвис, Шепли, и Эбби смеялись и болтали о том, какой удивительной наша жизнь стала, о нашем грядущем материнстве, отцовстве, и о том, какой отныне будет наша жизнь.
Трэвис не мог перестать улыбаться, и Эбби, казалось, влюблялась в него снова и снова, наблюдая, как он влюблялся в мысль об отцовстве.
Для людей, которые с трудом делали следующий шаг, у нас не было ни единого сожаления, и мы бы не стали ничего менять. Каждый неверный поворот привел нас к этому моменту, доказывая, что каждый наш выбор был верным. Мы плакали, нам было больно, и мы кровью проделывали наш путь к счастью, к такому, которое не остановишь ни огнём, ни ветром.
Как бы это ни случилось и что бы это ни было, мы — нечто прекрасное.
КОНЕЦ