Руководителем проекта был назначен Иванов. Он был блестящим организатором, обладал необыкновенной силой воли и даром убеждения.
Между нашей группой учёных и немецкими специалистами случались словесные перепалки, благо наши свободно говорили на немецком языке. Те обижались, что они работают в изолированном от всех помещении. Но таково было решение спецслужб.
Учёные провели сотни экспериментов по прививке генов, но только один оказался удачным. Это существо росло буквально не по дням, а по часам. Оно было необычайно прожорливо, ело всё подряд -- мелкую рыбу, мясной фарш, различные каши. Учёные шутили, что вместо решения продовольственной проблемы это существо обречёт их на голодную смерть. Лаборанты исправно готовили корм по специальной диете и два раза в день сплавляли корм по наклонному лотку в бассейн, не заходя туда. Через два месяца после "появления существа на свет" оно достигло трёхметровой длины. Так я зафиксировала в журнале ежедневного учёта, который заполняла со слов учёных. Вес не указывался, очевидно, учёным не удавалось его взвесить. Они затруднялись его отнести к какому-либо виду живых существ. Из разговора учёных я иногда слышала слово "головастик". Особенно часто произносил это слово Алексеев. Какой смысл они вкладывали в это слово, было для меня неясно. Или имелась в виду несоразмерность этого существа, или феноменальная сообразительность, а может быть, то и другое вместе.
К сожалению, не удалось поставить процесс по созданию новых быстрорастущих существ на поток и реализовать планы по заполнению Озера этими существами.
В последнее время я слышала обрывки из разговора учёных, что Алексеев разработал новую, более совершенную методику пересадки генов. Но внедрить её не успели. Вскоре Иванов и Архипов стали жаловаться на недомогание и головные боли. Они также отмечали у себя кратковременную потерю памяти и рассеянность.
Начальство посоветовало им отдохнуть и подлечиться в санатории. Удивительно, что Алексеев не чувствовал никакого недомогания и был, как всегда, в хорошем настроении.
Через двадцать дней учёные вернулись из ведомственного санатория отдохнувшие и посвежевшие, без прежних симптомов болезни. Им не терпелось посмотреть на своего питомца после долгого отсутствия. Вечером после приезда они вместе с Алексеевым зашли в бассейн.
Утром я, как обычно, пришла на планёрку. Прошёл час, учёные не появлялись. Раньше они никогда не опаздывали, даже после бессонных ночей, которые они нередко проводили в лаборатории. Эти учёные были трудоголиками. По служебной инструкции мне разрешалось звонить к ним домой только в исключительных случаях, и содержание разговора не должно было касаться рабочей темы.
Прошёл ещё час, и я не выдержала -- позвонила домой Иванову. Трубку не взяли.
Надо сказать, что все трое были холостяками и проживали непосредственно на Острове, в том числе и я. Выезжать в город разрешалось раз в неделю, и то под присмотром незримого охранника. Оставалось последнее -- зайти в бассейн. Но решиться войти туда ещё не значит суметь это сделать. Ключей у меня не было, а поднимать тревогу и привлекать сотрудников тем более нежелательно. Я подошла к входной двери и взялась за ручку. Повернув её, надавила на дверь. Дверь с трудом подалась, и я протиснулась в помещение. Перед дверью лежал Иванов без признаков жизни. Ключ торчал в замочной скважине. Очевидно, Иванов нашёл в себе силы повернуть ключ, а затем потерял сознание. Я прислонила палец к его виску и почувствовала слабое биение пульса. Затем я вошла непосредственно в помещение бассейна и у бортика увидела лежащего Архипова, который был тоже без сознания. Алексеева я не обнаружила. Нижняя часть стеклянной крыши, ближе к стенке помещения бассейна, была разбита. Но ограждение снаружи из двухметровых столбов с натянутой на них колючей проволокой было не тронуто.
Я вернулась в лабораторию и позвонила нашему "куратору". Началось следствие, которое тянулось почти год. Меня периодически вызывали на допрос. Так и осталось загадкой, куда исчез Алексеев и как это существо сумело выбраться
наружу, а затем преодолеть проволочное заграждение. Оно привыкло к тепличным условиям в бассейне и на воле наверняка погибло в первую же зиму. Его "родители" не успели дать ему научное имя, а мне так и не удалось его увидеть. Технологию пересадки гена я не знаю. К этой тогда великой тайне троица учёных никого не допустила. Иванов и Архипов несколько дней пролежали в госпитале, находясь в состоянии комы. Об их дальнейшей судьбе я ничего не знаю.
Эту научную тему закрыли, сотрудников разбросали по другим объектам. Бассейн засыпали, от прежних сооружений не осталось и следа. Ещё какое-то время я работала там, а затем в связи с сокращением перевелась в гражданский научно-исследовательский институт, откуда и вышла на пенсию. Близких родственников у меня нет, и я доживаю свою жизнь в одиночестве".