– Пошел на х…
После этого он надвинул ушанку еще глубже на глаза и захрапел с удвоенной силой.
Юру обуяла ярость. «Пошел на х…»? О’кей, нет проблем!
Развернувшись, он взлетел на свой этаж. Нет, он поднялся к себе не затем, чтобы вызвать милицию, и уж тем более не потому, что решил плюнуть на валяющегося в собственных экскрементах спящего бомжа и лечь спать. Шлепая задниками тапок-собачек, он прошел на кухню и щелкнул кнопкой электрического чайника. Весело замерцала оранжевая лампочка, извещая, что вода скоро вскипит.
Когда все было готово, он достал из шкафа небольшую хромированную кастрюльку и перелил туда кипяток. Настроение заметно поднялось, внутри все пело и звенело, и Юра понял, что сегодняшний день привнес в его жизнь нечто очень важное, настолько важное, что оставалось только недоумевать, как эта мысль не посетила его раньше.
Обратно он шел не торопясь. Время было только 6:30, выходной день, и никто ничего не должен услышать и узнать.
– Привет, говно, – тихо произнес он, останавливаясь перед спящим. Тот оставался лежать в такой же «королевской» позе. Вяло сделал неопределенный жест рукой, что могло означать, будто он услышал Юру и таким образом отвечает на приветствие.
– Я принес тебе чайку, – процедил юноша и сбросил с бомжа носком своей «собачки» ушанку. Сморщился, увидев покрытый струпьями чумазый голый череп. Он вдохнул пар, шедший из кастрюльки, и после этого стал лить кипяток на лицо бродяги…
Нечеловеческий вопль испугал его, и рука дрогнула. Несколько капель воды попали на его «собачки».
Юра пришел в себя только в своей квартире, закрыв дверь на все замки. Он закрыл уши, потому что на лестнице творилось нечто страшное, и это потом долго преследовало его по ночам. Он швырнул на пол кастрюлю, скинул с ног «собачек» и бросил их в мусорное ведро. Затем прошел в гостиную и включил телевизор, стараясь привести свои мысли в порядок, но жуткие крики, казалось, заглушали все на свете, проникая через двойную железную дверь и сводя с ума своей болью…
Неожиданно зазвонил телефон. Юра взял трубку.
– Слушаю.
– Гюрза, это Жуля, – ворвался в ухо знакомый нетерпеливый голос. – Ты сказал, чтобы я позвонил…
– Я помню. – Юноша немного помолчал, затем сказал: – Жуля, я не вправе учить тебя жизни… тебе уже не пятнадцать лет, и свои сопли ты в состоянии подтирать сам.
– Ты о чем? – В голосе Жули сквозило недоумение.
– Я о том, что пора подумать о своих перспективах. За твою выходку в технаре следовало бы дать тебе в репу, ты понимаешь, о чем я?
– Гюрза, я…
– Помолчи. Ты знал, каких геморроев мне стоило пропихнуть тебя в это заведение. А ты взял и все просрал. Тебе весело? Молодец, сегодня ты всех рассмешил. Только ребята через пять минут забыли о твоей байке, а ты оказался в жопе. Что будешь дальше делать? Раздавать у метро бумажки с надписью «ПОХУДЕТЬ НЕДОРОГО БЫСТРО»? Чтобы до конца жизни тебя называли Жулей?
В трубке некоторое время недовольно сопели. Затем Жуля подал голос:
– Не знаю, Гюрза, но почему-то только тебе я разрешаю разговаривать со мной в таком тоне. Извини, конечно, если я тебя подвел с технарем, но… не могу я так. Для меня эта учеба хуже армии.
– Хорошо, – сказал Юра, однако по его голосу было видно, что ничего хорошего он в этом не видит. Никаких, в задницу, «хорошо». – Как насчет… Охраны? А, Жуля?
– Охраны? – с сомнением протянули на том конце провода. – Сколько башляют?
– Шестьсот «зеленых», сутки через трое, плюс обеды, – пояснил Юра.
– А че делать-то? – оживленно спросил Жуля.
– Склады будешь в одной компании сторожить. Подробности завтра.
Они распрощались. Только Юра нажал кнопку «оff», как тут же телефон разразился новой трелью. Молодой человек чертыхнулся.
– Слушаю! – резко сказал он.
– Это я, – послышался томный женский голос. Ива. Юра поморщился. Меньше всего он хотел сейчас слышать (а видеть и подавно) свою недавнюю подругу. У нее было редкое имя Иванна, но все ее называли Ивой. Высокая красивая девушка с волосами цвета воронова крыла. Она имела ослепительную внешность, но почему-то ее прелести казались Юре фальшивыми, она напоминала ему дорогую куклу с вечно капризно надутыми губками и бестолково хлопающими ресницами.
– Чего молчишь? – недовольно спросила она.
Гюрза скривился, как от зубной боли.
– Ива, у меня сегодня был трудный день. Я…
– А я хочу, – перебила его девушка, сделав ударение на «я», – чтобы ты сейчас приехал ко мне. Мои «шнурки» свалили к бабке в деревню и появятся только завтра вечером. Возьми креветок, тигровых, моих любимых, и…
– Ива, – в свою очередь перебил ее Юра. – Я никуда не поеду. Я уже ложусь спать, понимаешь? Созвонимся завтра.
– Завтра-а? – словно не веря своим ушам, переспросила девушка. Слыша ее голос, Юра представил, как она непроизвольно поправила свою прическу, будто кто-то мог усомниться в ее красоте. – Завтра? – повторила она глуповато. – Юра, если ты устал, я могу сама к тебе приехать…
– Нет, – отрезал юноша, с трудом сдерживаясь, чтобы не послать ее к черту. – Все, целую, – он бросил трубку, прежде чем разъяренная Ива попыталась что-то возразить. Затем вытащил шнур из розетки. Поразмыслив, он отключил и мобильный телефон.
4
Следующий день был выходным. Каждая акция (хотя, например, Алекс имел обыкновение называть эти мероприятия операциями, строя из себя классного хирурга, но Юре это слово не нравилось, звучало в нем что-то ментовское) была спланирована так, чтобы следующий день оставался по возможности свободным – выходным либо праздником.
Утром он сходил в церковь. Гюрза делал так каждый раз, и, стоя в храме с закрытыми глазами, он молился. За себя, своих родителей и… за тех, «других»…
Примерно в час дня о себе снова дала знать Ива, но Юра буркнул в трубку, что у него поднялась температура и он лежит пластом, не в состоянии дотащиться даже до унитаза. Ива обиделась и отключилась, но юноша прекрасно знал, что утром в университете она как ни в чем не бывало повиснет у него на шее с наигранно-капризным выражением. Впрочем, он на самом деле лежал пластом на диване, но не по причине болезни – он смотрел телевизор.