– Не хотите присесть? – предлагаю я.
– Нет.
Она остается у двери.
Противостояние.
– Сядьте, пожалуйста, Холли, иначе мы вернем вас в камеру, – выпаливает в гнетущую тишину Амал.
Она медленно выдвигает стул, садится напротив меня, чинно кладет руки на колени. Поднимает взгляд к окну с матовым стеклом высоко на стене. Я быстро оглядываюсь на Амала. Он подбадривает меня кивком: «Давайте».
– Итак, Холли, я буду задавать вопросы, как предупреждала по телефону. Не обращайте внимания на камеру, ведите себя как обычно.
Она не удостаивает меня взглядом, ее глаза прикованы к квадратику света под потолком. Интересно, о чем она думает? О небе? О ветре? Я вдруг представляю Марка, попавшего в собственную ловушку – едет сейчас домой в такси, держа на коленях картонную коробку с личными вещами. О чем он думает сейчас, проезжая по улицам изгнавшего его Сити? Я тоже поднимаю глаза к небу. В ясной синеве парят две чайки. Втягиваю носом хлорированный тюремный воздух и опускаю взгляд к своим заметкам. Надо сосредоточиться! Я заставляю себя отвлечься от Марка и смотрю на девушку.
– Договорились, Холли? Все понятно?
Она вновь окидывает меня безразличным взглядом.
– Что? – спрашивает она, словно я несу какую-то бессмыслицу.
Так. Срочно вернуть все в нужное русло. План Б. Берем и делаем.
– Назовите, пожалуйста, свое имя, возраст, срок заключения и приговор.
Простые, четкие инструкции, которые я произношу тоном тюремного надзирателя. У меня нет времени играть с ней в кошки-мышки.
Она выпрямляется на стуле. Как ни странно, такой тон ей понятнее.
– Холли Байфорд, двадцать три года, пять лет за поджог во время лондонских беспорядков, – быстро и привычно отвечает она.
Ее арестовали наряду с несколькими тысячами других молодых людей во время массовых протестов в Лондоне в августе две тысячи одиннадцатого года. Мирные протесты, поводом для которых стало убийство Марка Дуггана [15], быстро переросли в уличные погромы.
Помню снятое на телефон зернистое видео тех времен: протестующие разносят спортивный магазин, хватают кроссовки, сгребают носки.
Поймите, я никого не виню. Нельзя вечно дразнить людей вещами, которых они никогда не смогут себе купить. Пружина сжимается лишь до определенного предела, а затем не может не разжаться.
На протяжении пяти августовских дней две тысячи одиннадцатого года Лондон стремительно катился в пропасть.
Из четырех тысяч шестисот задержанных за эти пять дней в суд отправились две тысячи двести пятьдесят человек – печальный рекорд. Приговоры выносились быстро, причем самые суровые. Власти боялись, что недостаточно строгое наказание вовлеченных в беспорядки молодых людей послужит опасным прецедентом. Половине из тех, кого арестовали, допросили и приговорили, не исполнилось двадцати одного года. В том числе и Холли.
Она сидит напротив меня за столом, вновь устремив взгляд в окно под потолком.
– И что вы делали во время беспорядков, Холли? Расскажите нам, что помните о событиях той ночи.
Она сдерживает смешок, покосившись на Амала в поисках союзника, затем переводит взгляд на меня, и ее лицо ожесточается.
– Я помню, – ухмыляется она, – что в те выходные пристрелили Марка Дуггана. Я открыла соцсети – а там! Все как с ума посходили: вломились в торговый центр, набрали себе всего, типа одежды и вообще, а полиции плевать, никто даже туда не поехал.
Она поправляет растрепанный хвост, затягивает крепче.
– Вот и брат моего парня сперва сказал, что отвезет нас туда прибарахлиться, а потом испугался, что засветит номера машины, и дал задний ход.
Она опять косится на Амала. Тот без всякого выражения смотрит прямо перед собой. Холли вольна говорить все, что взбредет в голову.
– А в воскресенье, короче, уже всерьез началось. Мой парень Аш прислал сообщение, что вот-вот начнут громить Уитгифт-центр. Это типа главный торговый центр в Кройдоне. Аш сказал, надо надеть худи и закрыть лица, чтобы на камеры не попасть. Ну, мы туда – а там такая толпа! Тротуар усыпан битым стеклом, и все стоят и смотрят. Тогда Аш начал выбивать автоматические двери в Уитгифте. Тут включилась сигнализация; мы уже хотели отвалить, думали, что типа мало времени до приезда полиции. Внутрь никто не входил, мы просто на улице стояли. А потом один парень пробился через толпу и заорал типа: «Чего ждете, клоуны?» – и рванул внутрь. Тогда уже все ломанулись. Я набрала одежды и всяких прикольных штук. Вы это хотели услышать?