Второй, чуть старше меня, человек пустой и глупый. Миша, так его звали, был музыкантом, играл на установке в некоем малоизвестном даже в рамках нашего города коммерческом проекте. Он был человеком творческим и, как все творческие люди, непостоянным. Увлекался фотографией, и снимал главным образом поезда, серые посредственные фотографии с претензией на оригинальность. Миша носил странную бороду, много смеялся и считал, что если он приглашал девушку на свидание, то он заслуживал хотя бы поцелуя. Я так не считала, и наши пути быстро разошлись.
Были еще юноши и мужчины, но их я не помню. Я всех сторонилась, все были мне пусты и противны. Я знала, что если от простого пожатия руки по коже не запрыгают мурашки, ничего волшебного от поцелуя ждать не приходится. Их общество, как и их прикосновения, были мне как касания песка, сухие и неприятные.
- И что же, вы так и остались одна? - не удержавшись, спросила я.
- Все они быстро исчезли из моей жизни, ушли, как осенний туман, - пожала плечами она.
- А Антон? Вы еще видели его?
Девушка вздохнула и посмотрела на свои ладони.
- Признаться, я искренне надеялась, что больше его не увижу. Поначалу, я даже забыла о нем. Потом, когда в больнице я потихоньку стала приходить в себя, то и память о нем стала возвращаться. И тогда я строго настрого запретила себе о нем думать. Сны прекратились, и в душе моей настала зыбкая как песок пелена покоя. Мне было грустно, мне было одиноко, но я еще надеялась на то, что настанет день и придет мое счастье в лице человека из плоти и крови, который сможет любить меня так, как любил меня он.
Я ждала. Я оглядывалась по сторонам, каждую минуту ожидая появления такого человека. Я смотрела во все глаза, заглядывала в лицо прохожим, соглашалась на новые знакомства, которые устраивали мне подруги, и всюду искала его.
Когда, по прошествии года, мой телефон уже был заполнен номерами людей, чьи имена и лица я едва ли могла вспомнить, я разбила его. Знаете, как это мучительно? Мимо проходят люди, и все эти люди готовы признаться вам в любви, вечной и неземной, но вы не видите их лиц, не помните имен, не чувствуете их присутствия, потому что для вас они все равно что каменные изваяния, как неживые?
Потом я все-таки смогла пересилить себя, согласилась на отношения с одним человеком. Имени его я тоже не помню. Был он старше меня на три года, имел машину, работал в автосервисе механиком и впечатление создавал положительное. Он моей маме нравился больше чем мне, и как человек, и как будущий зять. Только согласиться то легко, а переступить через себя очень сложно. Я держалась от него стороной, и мы ходили рядом, будто вместе, а на самом деле порознь. Ему это, конечно, надоело, о чем он мне прямо и сказал, что либо я буду с ним и стану законной женой, либо могу снова возвращаться к своему одиночеству. Мне было двадцать два, и я совсем запуталась в своей жизни. Под уговорами матери я согласилась.
В тот день мы должны были встретиться после моего института и поехать подавать заявление в ЗАГС. Это было мое условие: сначала ЗАГС, потом постель. Так я себя убеждала, что если женится, значит, любит, хотя любви его я не чувствовала. Заботился он обо мне, всюду возил, ухаживал красиво, но все его чувства словно закрыты были в его теле, и не было в душе моей к ним отклика. Быть может, я его не любила. Да так оно и было, вот и был он мне постылый, как чужой.
Я ждала у ворот института, когда его машина показалась на дороге. В ту зиму было холодно, снег навалил, а дорогу не чистили. У нас как, то мороз, то оттепель, вот дорога и стала как коркой льда покрытая. Я не сразу заметила, что машина его не прямо, а как-то юзом шла, то в одну сторону, то в другую заносило. А как заметила, поздно было. Машину занесло влево, на противоположную часть дороги, и он передним бампером въехал в забор местного кафе, где студенты часто собирались. Хорошо, что дело было перед праздниками, и машин на дороге было мало. Но не это меня напугало. Я отчетливо видела, как он пытался выровнять машину, и как чьи-то руки не давали ему это сделать. В машине был кто-то еще.
Мы долго ждали патрульных, оформляли протокол, и в ЗАГС так и не попали. Признаться, на тот момент, я уже окончательно изменила свое решение, и точно знала, чего я хочу. Я опять не спала всю ночь. На следующий день я объявила жениху о своем намерении расстаться, а сама отправилась на кладбище. Могила, маленький холмик просевшей от бесконечных дождевых потоков земли покрывал тонкий пласт пушистого снега. Я умоляла Антона простить меня, и больше не мучить ни себя, ни его.
- Вы считаете, он мог причинить вред?
- Нет, что вы. Для меня это был знак, еще один шанс подумать и избежать опрометчивых поступков. Прямо там, на могиле, я вновь ощутила его присутствие, такое родное забытое тепло, такую заботу. И словно зима отступила, и снова выглянуло солнце. Знаете, как это, когда мир преображается, и все в нем становится прекрасно и дивно. Я радовалась солнцу впервые за столько лет, как в детстве. Я плакала, но, то были слезы счастья. Я не хотела уходить, и просидела там весь день, и потом всю ночь, и мне было так хорошо и тепло и дивно. Антон просил вернуться домой, но я не могла уйти, не хотела. Все, чего я хотела, это уснуть на том холмике из глины, провалиться в сон и уйти в небытие.
- Тогда вы и сделали это, да?
- Вы как всегда проницательны. Вы правы. Там на кладбище я выпила снотворного, мечтая о вечном покое небытия. Я слышала крики, я слышала панику в голосах, и словно неведомая страшная сила вырывала меня из тела.
Очнулась я здесь, в психиатрической лечебнице. И я рада тому, что проснулась. Врачи здесь мне здорово помогли, я научилась жить с тем, что есть, и не сожалеть о том, что ушло и чего не воротишь.
- Как же вас нашли? Вы же могли замерзнуть насмерть на том кладбище.
- Верно. Кто-то позвонил на станцию скорой помощи, мужчина. Он и сообщил, что на такой-то могиле умирает от отравления девушка.
- Кто же это был?
- Он не представился. И как потом не искали, на компьютере никакой записи не сохранилось.
Я удивленно вскинула брови.
- Выходит, кроме вас его слышал кто-то еще? Диспетчер станции скорой помощи?
Девушка пожала плечами и промолчала. А по моей спине побежал холодок. Впервые за все время нашей беседы, разговор из сугубо теоретического перешел за грани допустимого, но невероятного. Я взглянула на часы, до обещанного интервью оставалось двадцать минут. Я дала знак технику настраивать аппаратуру, а сама пристально всмотрелась в глаза собеседнице, эти дивные честные серые глаза, в которых плясали лукавые с хитринкой огоньки. В ней еще оставались неразгаданные тайны.
- Скажите, а вы по-прежнему его видите? - не удержалась от последнего вопроса я.
- Да, он стоит у вас за спиной, - улыбнулась она. Я скосила глаз, повернув голову в пол оборота, и чуть не подпрыгнула на месте. Краем глаза я отчетливо увидела темную фигуру у себя за плечом. Я поспешно обернулась, но там никого не было.