В дверь в сенях опять постучали. Олег охнул, прикрыл ладонью рот, чтоб мать не разбудить, и тихо на цыпочках вышел. Он не был суеверным и не верил ничему кроме собственных глаз. Но в этот поздний час холодный пот градом посыпался у него по спине. И не сказать, чтобы ему было чего бояться. Он и придумать такого ничего не мог, что там за дверью находиться могло. А все же то, что там было, внушало ему первобытный почти неконтролируемый страх.
Он снова взял молоток, и шепотом, еле слышно, спросил: "Кто?"
За дверью шерохнулось что-то, скребнуло. Все стихло.
Олег потряс головой, отгоняя все страхи и сомнения, и распахнул настежь дверь. В лицо ему ворвалась мокрая, липкая стужа, закружила его вихрем снега и мороза. Он отступил шаг назад, и, прищурившись, всмотрелся в бурю. Что-то сизое, как ком, трепыхнулось, метнулось в дом, и он, попятившись, захлопнул дверь. Разлепив глаза от снега, Олег увидел, что это было. Голубь, окоченевший и обмерзший, сиротливо переступал с ноги на ногу на деревянном крашеном полу.
- Олежа, что там? - раздался тревожный голос матери.
- Ничего, мам, птица залетела.
- Какая птица? Погоди, я выйду.
Он услышал, как она с кряканьем и причитанием поднялась, как зашаркали ее тапочки на тяжело ступающих старческих ногах. Птица косила на него свой левый глаз, и деловито пучась, утробно клокотала.
- Ох ты, Бог ты мой! - ахнула мать, появившись в прихожей. - Ты зачем, окаянный, сюда прилетел? А ну, кыш отсюда, слышишь, кыш, кому говорят.
Мать замахала на птицу руками.
- Олежа, ну что же ты стоишь? Дверь открой, и гони, гони проклятого. Ох, сердце, сердце прихватило...
Он хотел уж было поспорить, чем ей птичка помешала, но не посмел. Видя, как ее лицо стремительно бледнеет, как трясутся в страхе руки, он поспешил выпустить ночного гостя на улицу. Голубь улетать не особо хотел, и все норовил спрятаться куда повыше. Но Олег все же изловчился его поймать и выдворить за дверь.
Мать к тому времени уже сидела на полу, прислонившись спиной к дверному косяку ее спальни, и тяжко вздыхала.
- Мать, ты чего?
- Ох, Олежа, это ж смерть моя приходила. Я тебе говорила, не пускай. А ты? Что же теперь будет, Олежа? Как я тебя одного то оставлю, ты без меня пропадешь.
Олег помог ей встать и довел до кровати.
- На, глотни-ка чайку, - он заботливо вручил ей не успевший остыть еще чай.
Но она была безутешна, и горькие слезы катились по старческим морщинистым щекам женщины.
- Мам, ну что ты взялась? Ну какая смерть? Подумаешь, птица. Да их в мороз да во вьюгу сотнями гибнет. Он погреться хотел, от беды спастись. Мы же люди взрослые, должны понимать, что это все ерунда.
- Нет, - покачала головой мать. - Вот поживешь с мое, тогда узнаешь. Лет двадцать тому назад у тети Вали Соломойченко, что в конце улицы живет, муж, покойный Витька, так из жизни ушел. Была такая же ночь, и так же в дом постучались. Он пошел смотреть - никого. Дверь открыл, а там птица, и в дом влетела. Искали ее всей семьей, у них тогда еще Ванюшка с Колькой маленькими были. Но птицу так и не нашли. А через два дня Витька повесился.
Олега передернуло, и он, поежившись, с ужасом уставился на мать. По всему было видно, что она сильно напугана этой байкой, еще с тех времен вспоминала.
- Дядя Витя пил страшно, его перед смертью с работы выгнали. А время было тяжелое. Не думаю, что тут птица виновата. Это все простое совпадение. Он сам на себя руки наложил, так и дурак был, что жену и детей бросил. Водка и не до того людей доводит. Но, ни ты, ни я счеты с жизнью сводить не собираемся, верно? Вот и не думай о плохом. Завтра проснемся, и все хорошо будет.
Мать с укором посмотрела на него и вздохнула.
- Не шути ты со смертью, Олежа. Не играй ты с ней. Не к добру это.
- Ну вот, началось, поехало. Давай-ка спать, мамуля. Хватит нам на сегодня ночного бдения, - он поцеловал ее в лоб и погасил свет.
Самому не спалось, и он долго еще вспоминал дядю Витю и то, как Колька в детстве рассказывал всякие ужасы по смерть отца. Но, да все, или почти все, было небылицами, во что верить было нельзя.
Баркас встал. В самый лед ночью все замерзло, так что ломом не проломить. Такое бывало не каждую зиму. Течение у них было сильное, достаточное, чтобы вода не замерзала. Ну, бывало, что кромкой по берегу, бывало, что на соседней реке, помельче и по медленнее лед вставал, и тогда мужики со всех окрестностей собирались на рыбалку и долгими часами сидели над лунками и кормили друг друга байками. Такого, как в этот год давно уже не было.
Морозы обещали только послезавтра. К тому времени они должны были уже закончить лов и прийти в село, откуда на реку оставалось только смотреть в окно из дому. Теперь надо было ждать подмогу, чтобы проломить лед. Все равно оттепели не дождаться, крещенские морозы стояли у них недели по три.
Капитан ходил по обледеневшей палубе и громко ругался. Стальные тросы заиндевели, и висевшие над их головами сосульки, звонко гудели на ветру.
Олег склонился за борт. Лед встал сантиметров тридцать, и им не баграми, а бурами надо было вызволять баркас. Ледокол ждать не приходилось, в этих краях их попросту не бывало. Маленький промысловый поселок, где и работы то, либо рыбаком, либо егерем, либо фермером. Женщины все по одной дома с детьми да с хозяйством занимались. Мужики на рыбалку да на охоту ходили. Пили много, как все. Вместе праздники гуляли, вместе на тот свет провожали. Жили тихо, мирно, обыденно, без происшествий. И потому все необычное надолго выбивало их из колеи.
Олег махнул за борт, и мягко приземлился на прочном льду. Тот приятно заскрипел под подошвой его сапог. Он медленно обошел баркас со всех сторон в поисках полыньи или чего-нибудь такого, что могло дать надежду. И увидел - возле правого борта у кормы отступ льда сантиметров восемь, и в нем вода темная плескалась.
- Давай лопату, - крикнул он товарищу, ожидавшему его вердикт с палубы. - Здесь быть может еще не до конца взялось, не то, что у берега. Быть может разобьем, а дальше он своим ходом проломит на глубине.
- А точно там тоньше? Капитан с береговой службой связывается, хочет ледокол просить.
- Нормально. Должен быть тоньше. Подожди, сейчас мы его проверим.
Олег вышел на берег, отыскал на нем камень поувесистей и, вернувшись на исходную позицию, размахнулся и запустил его как можно дальше, в середине реки. Тот, описав серую дугу, со звоном отскочил от поверхности, издавшей пронзительный треск, и приземлился рядом.
На палубе раздался смех.
- Хорошая попытка.
- Иди лучше в каюту, погрейся. Будем ледокол ждать, к вечеру обещали прислать.
- Как же они к вечеру доберутся? - удивился Олег, когда, сняв рукавицы, и взяв чашку в замерзшие руки, он удобно разместился в столовой.