- Ах ты, что б тебя, - не выдержав, ругнулся он. - Стоять, зараза.
Ему удалось устоять на ногах, но теперь между льдиной и баркасом было не меньше метра. О том, как ему выбраться назад, он решил подумать позже. Вместо этого он натянул куртку, капюшон, хорошенько застегнулся, чтобы сохранить тепло, и поверх куртки перевязался страховочным канатом. Узел завязал туго и надежно, на случай падения в реку, чтобы не потерять связь с баркасом.
- Давайте багор, или что-нибудь еще подлиннее, - попросил он ребят наверху.
Длинный пожарный багор с острым крюком наверху спустился к нему в руку.
- Ослабь чуток, - позвал он лоцмана, и дернул за веревку.
- Тебя еще дальше унесет, - отозвалось сверху.
Крякнув, Олег попытался багром зацепить и вытащить на лед свободный кусок каната. Белая полоска змеей уворачивалась, сносимая течением, и никак не давалась в руки. Минут пять он пытался уцепить ее безрезультатно, пока, наконец, не смог прижать плавающий конец веревки к борту и вывести на поверхность, сопровождаемую жутким скрипом от трения металла.
Холодный пропитавшийся влагой трос, местами опутанный мутной тиной еще с теплых времен, лег в руку. Олег попытался его потянуть на себя, но трос не давался. Он несколько раз рывками дернул его на себя, в попытке ослабить узел. Безрезультатно.
- Скажи стармеху, пусть готовится к реверсу на малом ходу, - позвал он Костю, озабоченно свесившегося с борта. Его раскрасневшееся с мороза и бега лицо понимающе кивнуло и вновь исчезло.
- Уверен, что это необходимо? Сам то как? - спросил красный с натуги лоцман, удерживающий канат, перестраховывающий Олега на льду.
- Есть другие варианты? Я не вижу, - отозвался он, сам недовольный своим решением. Он не любил ненужных рисков, и собственная идея ему жутко не нравилась.
- Есть, - раздался крик Кости, и машина загудела. Кормовой винт начал двигаться, вспенивая воду. Трос в руке Олега дернулся, утягиваемый водоворотом течения. Олег изо всех сил потянул его на себя, упираясь ногами в лед и отклоняясь назад. Трос бился и дергался в руке, но потом поддался и легко выскочил из винта. Олег не успел сориентироваться, подвели резиновые сапоги, и, оскользнувшись, упал навзничь на льдину. От его веса льдина покачнулась и перевернулась.
- Держи! - только и успел рявкнуть Олег, прежде чем холодная вода накрыла его с головой.
Это было непередаваемое чувство. Все тело обожгло и онемело, и словно сотни мелких иголочек разом проткнули кожу, причиняя сильную боль. Голова загудела, и Олег физически ощутил, как мозг в его голове холодеет. Мысли притупились и только страх и паника захватили его.
Перевернувшаяся льдина оказалась прямо над ним, и канат, обвивающий его талию, натянулся, придавленный льдиной, сильнее и сильнее стягиваясь на животе. Олег дернулся, захотел выплыть из-под льдины, но почувствовал, что что-то держит его за шиворот. Он попытался ощупать себя, что же там было, и нашарил острие крюка багра, который впился в льдину, поймав при этом его на петлю на шнурок в капюшоне куртки.
Он попытался высвободиться, но пальцы онемели и не слушались. Воздуха не хватало. В последнем крике он не успел глотнуть его побольше. Тогда он попытался развязать узел каната, и выбраться из куртки, чтобы потом выплыть. Но канат оказался утянутым слишком сильно, видать, он слегка перестарался, и то, что должно было спасти его, теперь грозилось убить.
В панике он дернулся и больно стукнулся головой о ледяную крышу. На мгновение в закрытых глазах заплясали маленькие искры.
Он почувствовал, как канат еще сильнее натягивается, вероятнее всего усилиями лоцмана, пытающегося его вытащить. Боль в животе стала нестерпимая. Он почувствовал, как его перетягивает пополам, и захотел крикнуть им, чтоб отпустили, но не мог. Он только барабанил руками по толстому льду над головой и молил, сам не зная кого, только б ему выбраться.
Потом он почувствовал толчок, словно кто-то спрыгнул на льдину. Она просела немного, в очередной раз Олег столкнулся с ней головой, на этот раз менее удачно. В онемении боль пришла не такая сильная, как обычно, но уже ее было достаточно, чтобы понять, что он серьезно ранен. Голова поплыла, закружилась, и он ощутил пальцами родничок горячей крови, бьющей из темени, куда пришелся острием багор.
Закрытые глаза ослепил свет, исходящий сверху. Олег широко распахнул их, и сквозь боль и муть обмороженных глаз увидел искрящийся лед, а в середине белого пятна, как в зеркале, свое искаженное мукой лицо и испуганные глаза, помутневшие и в красных прожилках. Легкие сжало. Он определенно уже видел где-то эти глаза. Он открыл рот, но вдыхать было нечего, и в него потекла холодная вязкая жидкость.
На миг ему стало страшно, потом тепло, и спокойно. Он даже будто почувствовал сладкий запах медовых свеч. Внутри проснулось легкое сожаление о том, что он так и не зашел в старую церквушку. Потом все ушло, и крики, и удары лопат о поверхность льдины, и шум ледяной воды, и только тишина и покой захватили все его существо.
Некрофоб
Я раньше очень любил рыбалку. К этому меня еще отец приучил, с детства. И как заядлый рыболов летом я часто приезжал на реку на ночь. Ночная ловля в июле самое приятное занятие. Когда город пышет жаром с реки идет небывалая почти волшебная прохлада. Ночные шорохи и шелест листьев, и дивный мир звезд над головой и под ногами в темной глади воды, все навевает тишину и покой.
Приезжал я обычно вечером в сумерках. С транспортом в тех краях всегда туго было, автобусы только часов до пяти ходят, а на своих колесах все проще. Я как машину купил, подержанную пятилетнюю тойоту, то только ночами кататься начал. На закате солнце еще палит нещадно. Лето у нас жаркое, знойное. Асфальт плавится, кожа горит. С сумерками приходит прохлада. Я обычно окна нараспашку оставлял и ехал по магистрали со свистом ветра в ушах. А река уже будто ждала меня, плеском, блеском, и прохладой.
Я как приезжал, первым делом удочки готовил и в воду забрасывал. Ловил карася, леща да буфалу, так у нас особый вид карася называется. Мясо у нее сладкое, а малосол с картошечкой всегда самым лучшим лакомством летом считался. Такую рыбу нужно долго выжидать да подсекать. И чтобы не задремать и не упустить, я на удочки колокольчики насаживал. Заклюет, задергает лесочку рыбка, а я вдруг отошел по нужде или задремал ненароком, сразу услышу и вытащу. А чтобы пойманная рыбка не пропала на жаре, я ее в садок складывал и в воду речную опускал. Так что она до самого моего отъезда утреннего живая в воде плавала, в сетке, и к столу попадала всегда самая свежая и вкусная.
Закинув удочки, я, не теряя времени, отправлялся за хворостом. Место, где я рыбу ловил, почти всегда было безлюдное, но по обеим сторонам реки, справа и слева от моста, под которым я располагался, километрах в двух начинались фермерские хозяйства. Оттуда часто коровы приходили траву щипать, а подходить туда ближе вообще опасно было. Местные собаки могли и кинуться. Сам пару раз еле ноги уносил, еще по молодости.