Над Нэнси склонилась аккуратно уложенная рыжеволосая головка еще молодой хозяйки дома. Она оценивающе взглянула кукле в лицо, внимательно осмотрела платье, будто пересчитывая все оборки кружев, и довольно улыбнулась.
- Не волнуйся так, Павел. Все обойдется. Алёнушке давно пора привыкнуть к тому, что не все всегда будет так, как она хочет, и с некоторыми неудобствами придется мириться. Отъезд брата - лишь краткосрочное расставание.
- Для нее это целая трагедия. Сердце разрывается, как я погляжу на них. Ни на минуту не расстаются. Владик даже похудел слегка, лицо осунулось. Как бы болезнью не обернулось, и это перед самым отъездом.
- Это от волнения. Мальчик будет жить в казарме, там не все так просто и легко, режим, порядки. Пусть проведут последние дни вместе, так им будет легче расстаться. А с куклой ты хорошо придумал, отвлечет девочку от лишних слез. Думаю, она быстрее и легче все перенесет, чем мы себе представляем...
- Тогда подарим ее перед обедом, а пока я в кабинет уйду. Дел много. Скажи Стеше, пусть кофе принесет.
- Хорошо, Павел Сергеевич, скажу.
Алиса взяла коробку с Нэнси и понесла в столовую, туда, где ее должны были вручить хозяйке. Нэнси превратилась в зрение и слух, пытаясь определить характер юной хозяйки. Но, к своему удивлению, в доме не было никаких признаков ребенка. Никаких игрушек или сказок в золоченых переплетах, ни смеха, ни шума. Нэнси растерянно замерла в парадной столовой. Хозяйка оставила ее на столе и вышла в дверь на кухню передать просьбу мужа. Столовая, ровно как и весь дом, была красивой, выполненной с тонким вкусом хозяев, но она была слишком строгой и официальной. Сама атмосфера дома была слишком парадной и взрослой. Нэнси, как и любую куклу, сделали для детей, и искусство чувствовать присутствие ребенка, его характер и настроение, было частью ее существа. Но теперь она не почувствовала ничего, что хоть отдаленно говорило бы даже о подростке, не то что о девочке десяти лет.
Некоторое время в столовой царила тишина. Нэнси была представлена самой себе и внимательно прислушивалась и приглядывалась к своему новому дому. С кухни через неплотно прикрытую дверь доносились вкусные запахи, а сквозь шипение масла на сковороде, звон посуды и плеск воды можно было различить голос Алисы, отдававшей распоряжения относительно обеда.
Потом распахнулась дверь гостиной, и в столовую вошла девочка в нежно голубом платье с темной синей лентой в золотых вьющихся волосах. Следом за ней прошел высокий юноша с томиком стихов в темно-зеленом переплете. Юноша опустился на стул, распахнул книжечку и принялся полушепотом, достаточно хорошо различимым для девочки, читать стих. Нэнси была готова поклясться, что глаза ей изменяют. Они были детьми, выглядели детьми, но она не чувствовала их. Алёна, а то была без сомнения она, облокотилась на спинку стула, на котором сидел ее брат, и потянулась к цветам, стоящим в центре стола в невысокой вазочке. Владислав продолжал тихонько шептать рифмованные строчки, будто украдкой совершал что-то запрещенное, недостойное детей их возраста и положения. Но по лицу Алёны и ее брата Нэнси было понятно, что для них это было обычное и, возможно даже, любимое времяпрепровождение. Кукла прислушалась, пытаясь различить в потоке слов спрятанный в шепоте смысл.
- ... Давно отверженный блуждал
В пустыне мира без приюта
Вослед за веком век бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья.
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья
И зло наскучило ему...
(здесь и далее отрывки из поемы М.Ю.Лермонтова "Демон")
Алёна вскинул голову, отрываясь от созерцания цветов через плечо брата.
- Ты понимаешь, о чем здесь? Однообразно, без смысла и наслажденья, разве так бывает?
- Бывает, Алёна. Когда ты одинок, всеми покинут и брошен, все меркнет, и самые великие дела, темные и светлые, меркнут в глазах твоих, не находя отрады в сердце.
- А что он имел ввиду, говоря: "И не грозил уму его веков бесплодных ряд унылый..."?
Владислав поразмыслил мгновение, и после короткой паузы ответил:
- Вероятнее всего высшим силам нет дела до творящегося ежеминутного изменения на нашей бренной земле. Для них время нечто иное, чем для нас. Им нет дела до человечества с нашими тревогами и страхами, страстями и попытками что-то сделать, в то время как, сколько ни бейся, никогда ничего путного не выйдет. Одно беспутство.
- Но разве ничего не делается? Столько всего происходит, времена меняются, меняются люди, города, государства. Меняемся и мы. И если собрать все дела людей воедино, получится очень много. Так как же тем, кто покровительствует нашим миром, нет дела до нас и творимых нами перемен?
- Быть может для нас это - все, потому как мы не знаем иного, а для них это веков бесплодных ряд унылый, в который не происходит ничего стоящего либо значимого. Вот отец, ему ничто из того, что для нас значимо, не имеет смысла. Мой отъезд, разлука, казарма, и ты одна, одинокая, с книжками и тетрадками... Для него все это - банально и глупо, а мне мысль о разлуке сердце рвет.
- Мама говорит, что я глупая, потому что часто плачу.
- Это она глупая, и отец тоже.
- Нет, хуже, они черствые. Они не понимают, как тяжело мне будет переносить разлуку. - Алёна скрестила руки на груди брата, обнимая его за плечи, и заглянула через его плечо в книжечку. - Отверженный... мне жаль его! Он одинок, и так страдает. Я все думала, почему отец прячет такие книги. Теперь знаю, одиночество ранит. И он, счастливый в своем супружестве, хочет забыть о том, что есть одиночество, какие муки ада оно несет в себе. А теперь, не видя за слепотой своего благополучия, они хотят разлучить и нас, причиняя еще больше страданий. У меня такое чувство, что ты прогневал отца за что-то, и тот теперь хочет изгнать тебя из дома...
Владислав поймал ладошку сестры.
- Быть может, это пустяки. Я буду писать тебе, каждый день, обо всем, что вижу и слышу. И ты, читая, будешь чувствовать, будто мы и не расставались.
- Обещаешь?
- Обещаю...
Дверь скрипнула, и подросток рывком захлопнул томик и спрятал его под стол. В столовую вошла Алиса, вытирая руки о салфеточку, отороченную нежно-голубой оборкой. Она удивленно вскинула брови, но тут же на ее лице вместо легкого недоумения отразилась нежная материнская улыбка.
- Вы здесь? Тогда, должно быть, вы уже видели подарок. Ну, Алёна, как она тебе? Понравилась? Прошу, скажи, что понравилась. Отец очень старался, выбирая ее для тебя...
- Кто понравился? - удивилась девочка, всем видом стараясь показать спокойствие, хотя было видно, что внезапное появление матери ее раздосадовало и огорчило одновременно.
- Кукла! Павел Сергеевич купил ее специально для тебя на день рождения. Но мы решили не ждать, а подарить сегодня. Смотри, какая прелестная! - Алиса подвела растерянную дочь за руку к коробке, до того момента остававшуюся незамеченное детьми, поглощенными своей беседой.