Огонечек свечи угас, на дом опустилась тревожная грозовая дрема. Дождь закончился, но тревога ветром рвалась в окна, позвякивающие под ее натиском. Алёна поднялась в свою комнату. Дверь в комнату Влада была закрыта, но из-под нее в щель па полу просачивался бледный желтый свет. Нэнси прислушалась, там было тихо, и только тоненький еле различимый шелест бумаги и скрип пера рассеивали казавшуюся мертвой тишину. Алёна прошла к себе.
Оставив Нэнси на кровати, она тихонько переоделась в пижаму, но спать не легла. Вместо того она выглянула в окно, и прижимаясь к ледяному стеклу, шептала своему бледному отражению:
- Нэнси, я Нэнси, я его Нэнси...
Порывы ветра в окно заставляли ветви высоких деревьев царапать стекла, будто лапы самых жутких страхов. Стук в дверь заставил ее очнуться.
- Кто там?
Ответом ей послужила тишина, и легкий шорох у двери. Тот, кто пришел, вовсе не собирался уходить.
- Уходи, я сплю, - ее тоненький голос звучал напряженно и неправдоподобно.
Алена торопливо прошлепала в постель, прячась под одеяло.
- Нэнси, это я...
- Влад, я сплю. Давай завтра поговорим.
- Нэнси, мне нужно поговорить сейчас. Эта ночь страшная. Я до утра не доживу...
- Что ты говоришь? Влад, что с тобой? - Алёна осторожно спустила ноги на пол и на цыпочках прокралась к двери. - Позови маму, Стешу, они пошлют за доктором. Что с тобой? Тебе нехорошо?
- Мне нужно поговорить с тобой. Ты должна знать. Эти стихи в моей голове, эти ужасные слова, они не дают мне спать, не дают покоя ни днем, ни ночью!
Нэнси видела страх и душевную борьбу, происходящую внутри девочки, по ее лицу. Шорох за дверью повторился, будто кто-то сполз вниз по стене.
- Влад, позови маму... Влад, ты меня слышишь?
Не выдержав зловещей тишины снаружи, Алёна распахнула дверь, пуская в свою голубую спальню потоки тьмы. Влад сидел на полу у противоположной стены, обхватив голову руками.
- Владик, что с тобой? У тебя жар? - она принялась ощупывать его лоб, взъерошенные волосы. Юноша поднял голову с лихорадочно горящими глазами на бледном лице. Сестра помогла ему подняться, и он проговорил с надрывом:
- Меня трясет третий день, я почти ничего не помню... и знаешь, мне так даже нравится! - он вдруг выпрямился, дрожь прошла, и грудь в распахнутой настежь рубашке теперь размеренно поднималась от спокойного дыхания. Влад схватил Алёну за руку. - Ты получила мое письмо? Ты хочешь меня предать?
Девочка потупилась, пытаясь высвободить руку, но пальцы Влада крепко сжимали ее запястье. - Владик, пусти, мне больно!
- Ты получила мое письмо? - с напором повторил он.
- Ты много чего писал. Они у меня все там, где Нэнси.
- Последнее. Самое последнее. Почему ты не ответила? Ведь ты знаешь, что для меня такая жизнь - сущий ад! Я не могу всю жизнь так, по чужой указке, делать то, что им нужно. Когда же я буду жить сам, свободный, полностью принадлежащий сам себе?
Замявшись, Алёна отступила в сторону, отчаянно ища подходящий ответ.
- Твое письмо было странным. Я не все поняла, и знаешь, мне кажется не стоит так радикально. Тебе их совсем не жалко? Ведь мы же не чужие! Они нам жизнь дали!
- И теперь могут распоряжаться ею? Мы рождены свободными, а живем как рабы! Но только помоги мне, и мы станем свободны! Я все сделаю сам. Никто не скажет, что дети-сироты хоть в чем-то виноваты, никто не поверит. Я буду управлять имением и тоже напишу поэму, еще более прекрасную, чем та, что мы читали, и мы будем вместе жить тихо и счастливо. Ты должна помочь мне.
Влад дернул сестру за руку, заставляя поднять глаза.
- Нэнси, не лги мне. Ты решила предать меня! Твои глаза полны раскаяния! Ты не хочешь свободы!
Девочка в ответ только покачала головой.
- У меня мысли путаются. Ты не можешь так со мной поступить. Ты, как и они, обрекаешь меня на каторгу гарнизонного существования на долгие годы. Ты этого хочешь? Чтобы я сгинул в какой-то глуши? Ты посылаешь меня на мнимые подвиги, на смерть, на убийство! Знаешь ли, скольких мне придется убить? И в этом все видят мое предназначение! Пусть лучше ж я убью лишь однажды, но не возьму на себя грехи десятков загубленных душ. Я не буду пешкой в политической игре государства! Где письмо?!
Нэнси в ужасе видела, как Владислав метнулся к кровати, таща за собой сестру. Он схватил фарфоровую куклу и принялся вытряхивать из нее свернутые в маленькие конверты листки.
- Где оно? Которое? Зачем я так много писал, теперь не найти нужного! - юноша в отчаянии рвал бумагу, резко разворачивая и переворачивая письмо за письмом. Алёна сжалась рядом, на самом краешке, оправляя сбившееся платье и волосы Нэнси.
- Влад, прекрати, его здесь нет.
Он замер, медленно переводя взгляд на сестру.
- Как нет? А где оно?
- Я его сожгла, - Алёна потупила взгляд, рассматривая блестящие оборки платья Нэнси.
- Ты хочешь его сохранить и использовать против меня! Это улика, и ты, ты - предательница! Как хочешь, дело твое! Лучше в кандалы, чем такая семья! Я не могу так больше! Да отцепись ты от этой дурацкой куклы! - он резко выхватил Нэнси и швырнул ее на пол. Фарфоровое тельце зазвенело от столкновения с полом, готовое расколоться на сотни маленьких осколков. Нэнси захлопала глазками, оглушенная на миг собственным звоном, а когда всмотрелась опять во тьму комнаты Алёны, пришла в смертельный ужас.
Влад, словно охваченный самим дьяволом, толкнул девочку на кровать, но неудачно, и она ударилась виском об угол стоящего рядом прикроватного столика. Судорога прошлась по телу девочки, и кровь фонтаном брызнула из рассеченного виска. Влад в недоумении склонился над ней, попытался зажать рану рукой. Нэнси захотела кричать, бежать вон из комнаты, всем своим существом ощущая страх за жизнь хозяйки. Но что она могла? Она всего лишь кукла... Она зажмурилась и молила о том, чтобы кто-то пришел, помог, спас, сделал хоть что-нибудь.
Когда она осмелилась открыть глаза, Влад сидел у подножья кровати и монотонно укачивал бездушное тело своей сестры, лицо которой застыло недвижно, как у недоделанной куклы. Его рубашка, лицо и руки были в темной блестящей в лунном свете крови. Нэнси знала, что Алёна была мертва, и ее безвольная ручка свисала на пол, бледная и стремительно теряющая тепло, как и все вокруг в ее комнате.
Где-то скрипнула половица, и юноша словно очнулся ото сна. Он вздрогнул, оглянулся, словно впервые познакомился с давно обитавшим в этой комнате ужасом. Глаза его скользнули по профилю сестры, расширились, и слезы отчаяния заструились по щекам.
- Алёна, Алёнка, что... что это?