Однажды в институте в конце второго семестра на семинаре по теории культуры случилось то, что полностью перевернуло мое понимание ситуации. Я уже не помню точно, какую тему мы изучали. Наш преподаватель дал нам задание придумать свои схемы вероятных процессов развития цивилизаций. Когда я вышла к доске отвечать свой проект, учитель сказал, что я в точности пересказала теорию Льва Николаевича Гумилева, и даже назвал меня его реинкарнацией, перерождением его души в новом теле. Он, конечно, не хотел меня обидеть. Но я все равно пришла в бешенство. Этот вопрос был слишком болезнен для меня. Я уже сломала голову над тем, как вернуть Антона назад. Я была одержима этой идеей. И, перебрав тысячи вариантов, я поняла, что это невозможно. Душа во всех семи оболочках рождалась в момент зачатия, и восстановить эту целостность не представлялось возможным. Для человека, как и для всего в этом мире, не было возможности восстановить утраченную седьмую оболочку, или тело, и переродиться. Об этом я и сообщила своему преподавателю в довольно резком тоне.
- Это ваша личная точка зрения. Существуют и другие, - упрямо воззрился на меня преподаватель.
- Это единственно правильная точка зрения. И нет других вариантов, - огрызнулась я. - Все остальное - самообман.
- Вы лишком радикальны для будущего культуролога.
- А вы слишком уперты для преподавателя.
- Не будьте столь самонадеянны. Вы не сможете одна выступить против существующих религиозных доктрин, даже если создадите свою секту и наберете целую армию последователей.
- Но это ложь. Люди верят в то, чего нет. Почему же они не хотят услышать истину?
- А кто или что станет для них источником этой истины? Вы?
- Нет, кто-то, кто уже перешел эту черту и видел все своими глазами.
У профессора глаза с очками поехали на лоб.
- Вы предлагаете нам вступить в контакт с мертвыми? И что нам для этого понадобится? Спиритический сеанс или доска Уинджи? Вам нужно немного позаботиться о своем психическом здоровье.
Меня даже затрясло от гнева.
- Отлично, - не выдержала я. - Один из тех, кто знает правду, сейчас даст нам знать о том, что я говорю единственно возможную истину, - выпалила я, а сама мысленно умоляла Антона сделать хоть что-то, чтобы этот жуткий сноб наконец подавился своим снобизмом. Что-то грохотнуло, и со стен посыпалась штукатурка. Все студенты подняли глаза на доску, преподаватель оглянулся, рискуя вывернуть шею. По аудитории прокатилась волна рокота - на доске появился меловой отпечаток человеческой ладони.
- А? Что это было? - воскликнул учитель, оглядывая класс.
- Гумилев, - сострил кто-то с задней парты.
Я чуть не заплакала от счастья. Я готова была признать себя сумасшедшей в этой полемике с преподавателем, но, теперь получила очередное доказательство здравости моего ума. Я закрыла лицо руками, пытаясь сдержать смех и слезы. В это мгновение я почувствовала дуновение ветра на затылке и мягкое касание на щеке. Обернувшись, я на мгновение заметила сбоку от себя любимый профиль сквозь пелену слез.
В тот день я видела его в этом мире во второй раз со дня похорон.
С тех пор его стали видеть и другие люди, не только я. Друзья из университета стали спрашивать меня, с кем я встречаюсь. Я была в недоумении. Тогда они мне говорили, что проезжая мимо, или видя меня на расстоянии, часто замечали рядом со мной высокого парня в черном. В ответ я могла только улыбаться и пожимать плечами. И вопрос моего безумия отодвигался еще на пару дней.
Но у меня появился еще один повод для уныния. Я знала, что он, не смотря на парадоксальность всей ситуации, был мертв. Но я была живая, и как любая живая девушка, я захотела любви материальной, настоящих человеческих физических отношений, простого девчачьего счастья - держаться за руки, ходить в кино, жить полноценной жизнью. И придя к этому открытию, я снова встала в тупик. Я понимала, насколько это невозможно, и оттого все больше поддавалась депрессии.
Тогда я познакомилась с Витей. Это было в начале третьего семестра. Он учился в параллельном потоке, и чем-то приглянулся мне. Конечно, его нельзя было поставить в один ряд с Антоном, но он был материален, из плоти и крови, и он был единственным, кто не вызывал во мне чувства отвращения. Он проявлял ко мне настойчивый интерес, я согласилась принять его ухаживания. Мы стали чаще разговаривать в институте, и он даже порывался позвать меня на свидание.
Ухаживал Витька смешно. Как собачонка ждал каждый раз после пар внизу лестницы на первом этаже университета, преданно заглядывал в глаза и улыбался. Меня поразила эта улыбка, такая яркая и солнечная, такая счастливая. Этим он мне напомнил Антона в детстве, и, разрываясь между идеальным, но нереальным парнем и простым смертным, но живым, я оказалась перед очень сложным выбором.
Мы познакомились, в основном по его инициативе. Витя был юморным, немного наивным, если не недалеким, но в целом положительным. Не могу сказать, что мое сердце питало к нему сильные чувства. Главное, что не отвращение, как ко всем стальным. Он ловил меня на переменах, вытаскивал на парах, и мы часами болтали о музыке, об университете. Он был в курсе всех событий, часто смешил забавными историями. Меня это возвращало в реальность.
Однажды я пришла домой после очередного учебного дня, и мама заметила эти перемены.
- Ты прямо светишься вся, - сказала она мне. - Что-то хорошее случилось? У тебя даже глазки блестят. Это из-за мальчика, да?
- С чего ты взяла, мам? - спросила я.
- Да ты с прошлой весны прямо сама не своя! Я все ждала, думала, когда это закончится, и ты повеселеешь. И вот, наконец, это мальчик, да?
- Да, - широко улыбнулась я. Именно в тот момент в душе народилась надежда, что и моя жизнь может стать стабильной и нормальной. Пусть среднячок, пусть даже не фонтан и не блеск, но мечта о простом человеческом счастье грела мне душу. Конечно, где-то в глубине сердца меня кольнула совесть, но я запретила себе даже думать об этом. Я была жива, я хотела жить, думать и чувствовать свободно.
Постепенно моя уверенность в Вите стала возрастать, росло доверие. Вокруг него я создала в своей фантазии романтичный ореол, и постепенно он стал мне нравиться все больше и больше. На все требовалось время, и я терпеливо ждала, когда же в нас созреют теплый чувства друг к другу, которые смогут наполнить мою жизнь счастьем.
Зимой мы стали видеться с Витей в институте часто. Мы прогуливали пары, и часами сидели на подоконнике, шутили и смеялись. Тот декабрь стал зеркалом, через которое мне дано было заглянуть в иной мир, ныне закрытый для меня.