– Лео, Лео … Посмотри…
– Что такое, Диночка?
Диана опустилась на колени, бережно раскрывая двумя руками потертый молитвенник.
– Это же молитвенник моих родителей, Лео …
– Не может быть!
– Посмотри, вот пометки моей мамы … Вот рука отца … А углы загибал мой брат … Командир – человек Бога, это точно!
ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ?
– Анхелина! Как же мы будем жить дальше? Ты – здесь, я – там. Как?
– Я думала. Тут моя работа, а там – твоя. Но ты мужчина – если прикажешь, то я поеду с тобой, хотя это для меня конец всей моей работе и карьере. Переехать сюда ты не захочешь, по сравнению с Москвой это такое захолустье.
– Хотя ты и ошибаешься насчет захолустья … Но у меня там много дел … А превращать тебя в домохозяйку – безнравственно и нереально … Ты этого не заслужила …
– Скажи мне, почему я … почему я до сих пор не забеременела? – Иванищева храбро спросила Умарова и смущенно спрятала лицо. – Я не предохранялась, а ты? Я знаю, что есть мужские оральные контрацептивы …
– Вряд ли мне требуются контрацептивы …
Она закрыла ему рот ладонью и прижалась.
– Молчи. Я не могу решить для себя самый простой вопрос – хочу ли я ребенка? Твоего ребенка … Моя жизнь сложилась, я другой не представляю … Ребенок …
– Я люблю тебя, Анхелина. Но не вижу перспективы жизни в одной комнате – кто-то тогда должен принести себя в жертву. Если тебя устраивает романтические свидания через месяц – полтора, то …
– Согласна на все, милый! Ты разбудил во мне такое!
В ЛЕСНУЮ ШКОЛУ
– Тонечка, что нам подарить в лесную школу? Нет, самим детишкам?
– Во-первых, новую школьную форму. Я сняла мерки. Во-вторых, нужно наградить персонал.
– Как наградить?
– Можно дать премию. Ты же учителям дал премию? Так и им надо. А потом учебники у ребят поизносились. Хоть они и берегут их, но все же …
– Вот видишь, как ты хорошо мне помогаешь! Форма за твоей мастерской, насчет учебников я попрошу Веру Грачеву, а премию организую сам. Но кроме формы разве ребятишкам ничего не нужно?
– Чуть попозже мы разберемся – нужно, конечно. И осеннюю одежку, и зимнюю. Причем не только туда … Нашим, которые живут у нас в общежитии, тоже нужно обновить одежду.
– А если попросить Улю? Сможет она это организовать?
– Думаю, что сможет. Только экономить будет чрезмерно.
– Тогда пусть вместе с Гришей. Он более рационален.
– Угу! Посмотрел бы ты как он рационален, когда целует свою Улю! Как ласкает ее! Меня аж завидки берут.
– Ну, уж так … и завидки …
– Только … не … кусайся …
ГАРИКИ
– Кто посидит завтра с Витенькой? Мы с Виолой идем на концерт.
– Я посижу, папка.
– Я тоже могу посидеть. Правда, Витенька? Мы с тобой прекрасно проведем время.
Виолетта начала волноваться с утра, даже девочки на работе это отметили.
Потом волнения продолжились дома – что надеть?
Но все волнения улеглись, когда пришел Виктор. Он обнял Виолетту, поцеловал ее, потом поцеловал Лену. И выбрал платье для Виолетты, поправил ей прическу.
– Он никогда так не … снаряжал меня. – сказала Лена. – Веришь?
– Верю. Посмотрим, что будет, когда он пригласит тебя, а я останусь. – ответила Виолетта.
И Лена с Витенькой на руках проводили их и помахали им вслед.
Виолетта ожидала увидеть красивый зрительный зал, разодетую публику, а Виктор привез ее в какое-то захолустье и они прошли в небольшое помещение, со всех сторон уставленное книжными полками.
Публика была совершенно разношерстная, одет был каждый так, как хотел, но зато все вежливо здоровались и разговаривали тихими голосами.
Затем за столом уселся некрасивый, носатый и веселый человек и:
Я люблю, когда слов бахрома
Золотится на мыслях тугих,
А молчание – признак ума,
Если признаков нету других.
– Здравствуйте! Я надеюсь, что представляться не нужно? Но:
Очень много во мне плебейства,
я ругаюсь нехорошо,
и меня не зовут в семейства,
куда сам бы я хер пошел.
Носатый еврей переждал оживление.
Мы беспрестанно выносим на свет
И выплескиваем в зрительный зал
То, что Бог нам сообщил как секрет,
А кому говорить – не сказал.
Он еще о чем-то говорил и о чем-то рассказывал, но Виолетта слушала только стихи:
Видно только с горных высей,
Видно только с облаков:
Даже в мире мудрых мыслей
Бродит уйма мудаков.
Я живу, в суете мельтеша,
А за этими корчами спешки
Изнутри наблюдает душа,
Не скрывая обидной усмешки.