Выбрать главу

— Если идти на обычной тяге, — сказала Тараоки, — то в пару часов не уложимся. Все-таки две десятых астрономической единицы. Считаю, что не стоит зря тратить времени.

— С точки зрения биологии, — уставившись в потолок, пробурчал доктор Терехов, — условия прокола пространства более экстремальны и необычны для человеческого организма, чем полет в нормальном режиме. И если уж нам не преодолеть Сферу в прыжке, то стандартным путем и пытаться нечего.

— А если попробовать прорваться по касательной? — задал Слава риторический вопрос.

До сих пор молчавший и что-то обдумывавший Бородин искоса глянул на него и разразился тирадой, исполненной сарказма. Опешившие от неожиданности члены экипажа услышали много интересного об общих заблуждениях всего человечества в целом и данного конкретного коллектива в частности.

Во-первых, говорил Бородин, с чего это вы решили, что всё обстоит именно так, как нам кажется? Вовсе не факт, что этот мыльный пузырь, мнящийся несокрушимой твердыней, нельзя преодолеть. Только это надо делать не с наскока, а предварительно подумав, причем хорошенько подумав. А то опять получится могучий проект типа поворота северных рек вспять или попытки взрыва водородной бомбы мощностью в сто мегатонн. Опасный эксперимент с, возможно, необратимыми последствиями. Заблуждения человечества очень дорого стоят и обходятся колоссальными жертвами. Мало вам чуть не разразившейся экологической катастрофы или продырявленного озонового слоя. Слава Богу, на Земле дело обошлось. А здесь? Может, Сфера — это естественная защита планет от какой-то неведомой нам напасти. А мы — кувалдой по стенке, отделяющей нас от стада разъяренных мамонтов.

Во-вторых, Сфера — понятие чисто теоретическое. И даже не теоретическое, а скорее геометрическое. Махрово человеческое восприятие доселе неведомого явления, для описания которого пока не существует сколько-нибудь серьезного математического аппарата и уж тем более физической модели. Вполне возможно, что это, например, частный случай из области теории гравитации, описывающей поведение пространства вблизи больших тяготеющих масс, каковой и является Солнечная система в целом. Чем не безумная теория? Искривленная зона континуума, так сказать. Или, например, изменение свойств вакуума при переходе из планетарной околозвездной области в межзвездное пространство. Что, в конце концов, мы знаем об этом? А может быть, это просто уникальное природное образование. А мы — Сфера, Сфера! Это же не опушка, которую можно объехать на кривой кобыле. Если не получилось в лоб, то где гарантия, что получится по касательной? Будем носиться по кругу до полного удовлетворения. «Нам нет преград ни в море, ни на суше»! Апофеоз человеческого высокомерия!

В-третьих, если уж зашла речь о реакциях человеческого организма, он, Бородин, не видит, в отличие от коллеги Терехова, оснований для самоуспокоения. В конце концов, с момента первого полета прошла всего лишь неделя, и это не время для серьезных наблюдений. Последствия воздействия в период полета каких-то неизвестных факторов могут проявиться и позднее. Как в случае пребывания в зоне радиоактивного заражения. И если предыдущие экипажи, в буквальном смысле слова, всего лишь касались Сферы в ничтожно малый момент времени, который и временем-то назвать нельзя, то они торчат в этой зоне вот уже без малого пятнадцать минут. Чем может обернуться для них подобное мероприятие, Бородин, как физик, даже представить себе не в состоянии.

Завершив сей продолжительный период, Бородин исподлобья оглядел присутствующих и слегка качнул головой, как бы утверждаясь в собственных выводах.

— Я вынужден согласиться с Андреем Ильичем, — обиженно молвил Терехов, — но только в одном пункте: времени для серьезных исследований действительно было мало. Но хочу заметить, что обследования испытателей проводятся ежедневно, и не выявлено ни одного, подчёркиваю — ни од-но-го, случая каких-либо отрицательных отклонений от нормы. Наоборот, испытатели находятся в пике формы, демонстрируя отличные результаты. Если ранее у каждого из них и были, как у всякого из людей, небольшие микроаномалии, то теперь их нет вовсе…

— Кошка Эмма, — напомнил Бородин.

— Ну да, — смешался Терехов, — действительно… Тут мы пока бессильны. Хотя смею заметить, что кошка — не человек, и параллели в данном случае неуместны.

Физик собрался было ответить, но вмешалась Вивьен:

— А как в ваши построения вписываются «Вояджер-1» и «Вояджер-2», отправленные в свободный полет за пределы системы? И до сих пор, между прочим, подающие сигналы?

Бородин замер, прекратив начатое движение, глаза его приняли отсутствующее выражение. Казалось, он мгновенно забыл и о том, что только что говорил, и о том, где он вообще находится. Как человек, полностью потерявший сцепление с реальностью.

Ли только хмыкнул. Он уже видел однажды подобное состояние Андрея и знал, что в таких случаях к нему обращаться бесполезно. Поэтому Слава приложил палец к губам и сделал круглые глаза, повернувшись к Терехову, а затем сказал Вивьен:

— Давайте-ка посмотрим показания приборов, пока наш друг обдумывает посетившую его мысль.

Тараоки кивнула и запустила программу пошаговой подачи на пультовый монитор всех данных, полученных бортовой аппаратурой. Минуты три они внимательно изучали появляющиеся на экране текучие таблицы, изредка перебрасываясь короткими фразами, в которых то и дело мелькали какие-то магнитные углы, напряженности полей, орбиты и звездные склонения. С точки зрения биолога всё это было полнейшей абракадаброй, поэтому Терехов, сидевший сзади, рядом с Бородиным, расслабился, свесил голову набок и наблюдал с интересом лишь за тем, как в полусумраке рубки контуры Славы и Вивьен окрашиваются в различные цвета при изменении фона на плоскости экрана. Сомнение, посеянное в нем физиком, давало первые робкие ростки.

Самым тонким местом у всех живых существ, думал Терехов, будь то кошка или человек, является психика. Чтобы поколебать ее, достаточно минимального внешнего воздействия. В результате мы получаем либо эмоцию, либо механическую реакцию. Что происходит в этот момент в сложноогранизованной нейронной системе? Какие связи задействуются в коре головного мозга? Все эти втыкания микроэлектродов и прочие грубые воздействия на нервные клетки не дают никакого представления о самих процессах мышления и появлении каких-либо чувств. Как сказал один из известнейших нейрохирургов: «Я много раз делал трепанацию черепа и оперировал мозг, но вот ума ни разу не видел». Да… На сегодняшний день мозг так и остается самым слабоизученным органом человека. А что же такое собственно психика, и подавно никто не знает. Впрочем, религия, наверное, знает. Хотя вряд ли. Скорее немного догадывается и называет это душой. А душа — это тонкая полевая оболочка физического тела, и что с ней происходит во время прокола пространства, одному Богу известно… Вот именно…

Прихотливые изгибы вялотекущих мыслей прервал глубокий вздох из соседнего кресла. Терехов вздрогнул и повернулся на звук.

— Э-э… — сказал Бородин и потянулся всем своим немаленьким телом, по частям извлекаясь из недр кресла. — Извините, коллеги, я несколько отвлекся… Мне тут пришла в голову дикая мысль… Бред, конечно, но… Вы все знаете, что такое гравитационный коллапс?

— Наслышаны, — сообщил ему Ли, отвлекаясь от изучения таблиц. — Как и все люди, имеющие отношение к работе в космосе. Черные дыры и всё такое…

— Так вот… м-м-м… не знаю, что там с «Вояджерами», но я задал себе вопрос: что мог бы увидеть наблюдатель, находись он внутри сферы Шварцшильда? — Физик вытянул перед собой руку с растопыренными пальцами, как бы заранее защищаясь от хора возмущенных голосов. — Нет-нет, я прекрасно знаю, какие раздраженные возгласы могу услышать! Но, коллега, ей-богу, есть, по крайней мере, два обстоятельства, которые стоит рассмотреть — красное смещение, то есть разбегание внешних галактик, и невозможность вырваться за пределы области, ограниченной сферой. Для внутреннего наблюдателя эти два фактора будут являться жестокой реальностью. Опять же Большой взрыв, положивший начало развитию Вселенной. Каково, а?

— Ну, Андрей Ильич, ты даешь! — Слава помотал головой. — Разве ж такое возможно?