— Можешь себе представить, Игнат, держу в руках официальную бумагу, отпечатанную в типографии енисейского губернатора, глаза пробегают по строчкам: «Временное правительство», «министр юстиции Керенский», «амнистия политическим»… Одним словом, в России революция! Я — к двери, чтобы тут же сообщить товарищам ошеломляющую новость…
Однако, — продолжает Куйбышев, — начальник конвоя останавливает меня на пороге: «Только имейте в виду: если попробуете сами освободиться, я применю оружие». — «На каком основании? В бумаге ясно указано: амнистия всем политическим, значит, и нам». — «Я присягал царю, — был ответ. — И пока не буду убежден, что царя больше нет, до тех пор вас не отпущу и не сниму с вас кандалов».
Вот, брат, где смех и слезы, — воскликнул Куйбышев. — С одной стороны — свобода, а с другой — по-прежнему арестанты!
Что оставалось делать? До следующего села, где был телеграф, почта и волостной старшина, надо идти два дня, то есть пятьдесят верст. Если попытаться немедленно освободиться, начальник конвоя действительно прикажет стрелять. А между тем нелепость положения может разъясниться в любой момент, а уж через два дня — непременно. В конце вторых суток, подходя к большому сибирскому селу Казачинскому, увидели толпы, идущие навстречу с красными флагами.
— Думаешь, Игнат, на этом все и кончилось? — Куйбышев даже привстал от возбуждения. — Наш служака лапнул кобуру: «Назад, буду стрелять!» Это он, значит, демонстрантам. И не поверишь — нас опять под замок! Но что дальше произошло…
Начальник конвоя заходит в избу волостного правления, чтобы получить указания, что предпринять, и видит: над столом волостного старшины висит не царский лик, а портрет какого-то бородатого мужчины. Как оказалось, то был портрет Карла Маркса. А за столом — молодой парень с красным бантом. Начальник бросил ключ на пол и ушел. В общем, пока догадались, какой это ключ, прошло время. Наконец вызволили заключенных, и все — на митинг. Тысячи три народу собралось.
Мы с Бубновым выступили, — продолжал Куйбышев. — Причем, что особенно поразило собравшихся, выступили против войны. В конце своей речи вижу: стоит в отдалении наш начальник и мрачно, исподлобья наблюдает за происходящим. Кончил я говорить, бросился к тому месту, где он стоял, но сатрапа уже след простыл. Точно сказал Андрей: как сквозь землю провалился!..
Игнат выслушал рассказ, улыбнулся: не так было у него, пред ясные очи не призывали… Но весть о революции тоже встретил на этапе. Грели в товарном вагоне буржуйку, подбрасывая смоляные столбушки в ее огненную пасть — чем-чем, а дровами Сибирь обеспечивала. Так день и ночь. Но восьмого марта на станции Новониколаевск, только переехали железнодорожный мост через Обь, — оркестры, ликующие крики. Запор с дверей — кувалдами: «Революция!»
— Меня подхватили на руки. Рядом на чьих-то руках — Брешко-Брешковская, — Игнат засмеялся, представив, как взлетает над толпой «бабушка русской революции», известная социалистка-революционерка. — Освободился из объятий — и на тендер паровоза. Воззвание Временного правительства мне кто-то уже вручил, я пробежал текст, но начал речь тоже словами против войны. И — в точку! Слушали ведь солдаты, отправляющиеся на фронт, и рабочие-железнодорожники… Неужели все это случилось только два месяца назад?..
Пронизывая светом прожектора плотную темень весенней ночи, летел и летел вперед, подминая под себя просторные российские версты, скорый поезд.
Как и вчера, как и третьего дня, как во все предыдущие дни рейс пассажирского состава был обычным, предусмотренным расписанием, ничем, попросту говоря, не выделявшимся среди многих и многих поездов, двигавшихся в этот день по самым различным дорогам огромной страны.
И все-таки бег этого поезда был особенный: состав вез людей, которым предстояло в самое ближайшее время повести за собой десятки и сотни тысяч, миллионы простых людей на борьбу за власть трудового народа. И потому делегатам Всероссийской конференции, уезжавшим из Петрограда, казалось, что с этого именно поезда, прорезавшего светом фонаря ночную мглу, и начиналось новое, неостановимое движение всей великой страны к своей невиданной судьбе.
Ленинские тезисы, с которыми вождь пролетариата обратился к партии в самом начале апреля, только что возвратившись из заграницы, всколыхнули Россию. Они показали, что революция, приведшая к поражению царизма, на этом не должна завершиться.