И всё же, по зрелому размышлению, я решил привести и четвёртую, заключительную строфу стихотворения:
Исчезнет скоро мрак, польётся ветер знойный,
И грудь, как рожь в полях, иссушит вновь сухмень,
И, указав мне путь к далёкой маслобойне,
О чём-то загрустит голубоглазый день.
Неправда ли, хорошо? И неправда ли - необходимо было привести и эту строфу, и по многим причинам. Гибельный суховей, который «и грудь, как рожь в полях, иссушит», в стихотворении о голодном двадцать первом, иссушившем поволжские хлеба и обрёкшем на голод миллионы людей, слишком важная составная часть, чтобы можно было пренебречь ею. Этого я не вправе был делать, как не вправе был опустить из поля зрения «далёкую маслобойню», быть может, спасительную для голодного путника. Нельзя без ущерба для целостности общей картины, общей настроенности стихотворения пренебречь и заключительной строкой: «О чём-то загрустит голубоглазый день».
Очень неожиданная строка в таком тематически жестком стихотворении. Эта жесткость и беспощадная открытость рассказа сразу и резко определена уже в заголовке: «В голодный год». Жесткость эта определена и в «бездомной судьбе» героя повествования, которая ведёт его неведомо куда «по выжженным полям». Жесткость эта в «рваном пиджаке» и в «скудных пожитках», которые за полной негодностью можно бросить в придорожную канаву или «в обрыв».
И вдруг это заключительно неожиданное: «О чём-то загрустит голубоглазый день». Откуда взялись силы у бездомного путника-поэта вызвать к бытию в эти тяжкие дни голубоглазый день будущего? Надо было иметь поистине мужественное сердце, полное веры в грядущее, Чтобы, пронеся по жизненным дорогам «груз голодных страшных лет», возвестить пришествие завтрашнего «голубоглазого дня».
О мужественном сердце поэта говорят не только его стихи, но вместе с ними и его жизнь. Всякий раз, как родной земле его грозил враг, молодой, а позже и немолодой Владимир Жилкин становился в ряды её защитников. Так было в первую мировую войну, когда, надев солдатскую шинель, Жилкин сражался на рубежах и за рубежами своей страны.
И вот, российской армии солдат,
Стою на берегах твоих, Евфрат.
Эти строки взяты из стихотворения «Воспоминания о Турции», в подзаголовке которого значатся трудные и кровавые «1914-1917 гг.».
Противостоящие на Евфрате в эти годы армии турок и русских состояли из рабочих и крестьян, и русский солдат Владимир Жилкин не мог не думать об этом.
Что занесло меня в нагорный мир
Из захолустий Ладог и Кашир?
Враги ли мне - потомок янычар,
Из Вана курд, из Анкары гончар?
Таясь, мы в камышах твоих, Евфрат,
Глушили рыбу взрывами гранат,
На разных берегах давили вшей,
Ругали генералов и пашей.
Смотрели, как багрятся клювы птиц
На вздутых трупах курдских кобылиц,
Как мертвые - плечо к плечу - полки
На Запад плыли в синеве реки.
Такие раздумья солдата в окопах первой мировой войны могли привести и, как известно, привели к тому, что:
И на ноги нас поднял лютый гнев,
И вот, от ярости рассвирепев,
Воткнули в глинозем свои штыки
Кавказские стрелковые полки.
Воткнул вместе с другими свой штык в землю и солдат одного из этих кавказских полков Владимир Жилкин. Но когда враги новой России, воткнувшей штык в землю и в первый день существования объявившей Декрет о мире, пошли на неё войной, молодой русский солдат Владимир Жилкин добровольцем вступил в Красную Армию.
Его зачислили в сорок пятую стрелковую дивизию, которой командовал И. Якир. Здесь, в дивизионной газете «Красная звезда», начинал свой поэтический путь красноармеец Жилкин. Здесь в девятнадцатом году было напечатано его первое стихотворение «На баррикады».
Позже молодой поэт был переведён в политуправление, находившееся в Харькове, и печатался в журнале «Зори грядущего», который издавал Пролеткульт. В Харькове Жилкин попал в живую деятельную среду литературной молодёжи, где запевалой был отличный украинский поэт Мыкола Хвыльовый.
Ещё раньше в дивизионной газете Жилкчн сблизился с таким же, как он сам, молодым красноармейским поэтом Владимиром Сосюрой, имя которого вскоре стало ведомо всей стране. Друзья, одновременно начавшие поэтическую работу в дивизионной «Красной звезде», одновременно же выпустили и свои первые стихотворные сборнички. Даже назвали они оба свои первые тощенькие книжечки одинаково и очень скромно: «Стихи».
Харьковский период жизни Жилкина был плодотворным, но недолгим. Закопошился в Крыму Врангель, в августе 1920 года сформировалась Вторая конная армия, и Владимира Жилкина прикомандировали к редакции армейской газеты «Красная лава». Вместе со Второй конной, участвовавшей и в штурме Перекопа, и в ликвидации чёрного барона, Жилкин прошёл гражданскую войну, после чего вернулся на отцовскую и дедовскую землю, в родные северные края.
Тема борьбы у поэта-бойца не могла не звучать и в его последующих стихах. Стихи из цикла «Интервенция» посвящены именно этой теме. Каждое из них развивает её по-особому, и иной раз очень остро и драматично.
Крик женщины вспыхнул и замер,
Под каменным сводом летя…
В одной из пустующих камер
На свет появилось дитя.
Так начинается «Баллада о крылатом человеке». Но что же было дальше? Каковы судьбы матери и ребёнка?
Однажды, - едва лишь багрянцем
За стенкой закат догорел, -
Явился тюремщик с британцем,
И мать увели на расстрел.
«…А в камере плакал мальчишка, слезами сиротства давясь». Его убить не успели. Он выжил и, рожденный в тюрьме, взмыл на победоносных крыльях в небо - стал лётчиком.
Нет лётчику радости большей,
Чем рваться вперёд, в облака.
Разил он германцев над Польшей
С ревущего штурмовика.
Отважному асу - за тридцать.
Геройством он веку под стать.
И лишь иногда ему снится
Далёкая мёртвая мать.
Не менее драматичны строки, повествующие о судьбе английского солдата-интервента в стихотворении «Томми».
На ферме возле Бирмингама
В плену забот
Стареет седенькая мама
И сына ждёт.
А сын привезён обманом в Архангельск, и только здесь, пройдя сквозь тяжкие испытания несправедливой войны интервентов против молодой Советской республики, мало-помалу прозревает.
Попав на фронт, он «ползком сквозь ельник» пробирается в расположение красных.
И став перед нашим командиром,
Сказал:
- Камрад!
Я понял всё…
Последующие строки повествуют о трагической судьбе Томми.
Стрелок Британии в жестоком
Погиб бою.
Погиб большевиком в далёком
Лесном краю.