Сьюзен покачала головой.
— Ни за что, Джим. Ты не в том состоянии, чтобы ходить по этим коридорам, и если думаешь, что я приму твое дурацкое поведение, то ты ошибаешься.
— Ни за что. Я расскажу любому, и меня поймут, что я похитил тебя и угрожал пистолетом.
— Правильно... потому что ты можешь принести пистолет в больницу.
Он ухмыльнулся.
— Если ты поцелуешь меня еще раз, мой торчащий член окажется достаточно близко. — Ее щеки снова покраснели, и он усмехнулся, несмотря на боль.
Склонив голову набок и уперев руки в бока, Сьюзен указала на него головой.
— Я, кажется, припоминаю, что ты не особенно любишь ходить по коридорам с голой задницей.
Джим посмотрел вниз и выругался.
— Какого черта они раздевают меня, чтобы закачать соленую воду в вены? Где моя чертова одежда? — он осмотрел комнату и нашел свои джинсы, сложенные на стуле, но рубашки нигде не было видно. — Я предполагаю, что запечатанный пакет — это моя рубашка, покрытая рвотой.
— Наверное. — Веселье Сьюзен задело его, но он не обратил на это внимания.
С раздраженным звуком, Джим сдернул штаны со стула и натянул их на себя.
— Думаю, этого будет достаточно. — Он подумал было надеть свежие больничные носки, которые увидел на столике, но решил, что лучше будет босиком, чем ходить в этих дурацких штуковинах. — Пойдем к твоему отцу.
ГЛАВА 6
Сьюзен покатила капельницу рядом с Джимом, пока они пробирались по коридору к лифту, а затем к палате отца. Он был упрямый. Она почти чувствовала его боль, но не могла остановить. Даже в таком состоянии Уэйд был достаточно упрям, чтобы повалить ее на землю и сделать то, что хотел, даже, если это означало, что у него случится сердечный приступ.
— Джим, это безумие, — прошипела она, когда они приблизились к месту назначения.
— Безумие в том, что ты беспокоишься о своем отце и все еще приходишь ко мне. Я не собираюсь забирать тебя у него, Сьюзен. Я останусь с тобой на некоторое время, и мы оба составим компанию твоему отцу. — Его слова были окончательными, и Сьюзен не собиралась спорить. По крайней мере, она не будет разрываться между ними.
Она затаила дыхание, когда Джим тихо толкнул дверь в палату, и вздрогнула, когда услышала, как тяжело отец дышит, как он беспокойно спит. Сьюзен взглянула Джиму в лицо, и почему-то ей стало легче от того, что состояние старика беспокоило его. Он сказал ей мягким голосом:
— Я неожиданно потерял отца. Это был такой удар, но я не могу представить, через что ты проходишь сейчас.
У нее перехватило дыхание, и она не смогла ответить. Они вошли в комнату, и Сьюзен осторожно закрыла за ними дверь. Она заставила Джима сесть и поставила капельницу рядом с ним, убедившись в том, что та нормально работала. Затем она подошла к кровати отца и взяла его за руку. Санитары уложили его на бок после того, как обработали раны, и он вздрогнул от ее прикосновения.
— Он такой чувствительный, — прошептала она, глядя на измученное, осунувшееся лицо. — Я просто хочу, чтобы остальная часть моей семьи позаботилась о том, чтобы быть здесь.
— Некоторые люди слишком эгоистичны, чтобы понять, что у них есть, пока это не уйдет, — пробормотал Джим себе под нос. Он был прав, и Сьюзен вздрогнула при мысли о том, что мать и сестра не попрощаются с отцом. — Ты не тот человек, Сьюзен. Ты здесь, когда он нуждается в тебе.
Она должна была быть здесь все это время, но он снова был прав. Она порылась в сумке с туалетными принадлежностями отца, нашла щетку и провела ею по редким, тонким волосам.
— Он расчесывал мне волосы, когда я была маленькой, — размышляла она, вспоминая, как выходила из душа и приносила ему расческу или щетку. Она сидела на табуретке в кухне, где он потягивал коктейль и готовил, и отец проводил добрых двадцать минут, расчесывая ее волосы, пока у нее не появлялись мурашки от удовольствия.
***
Джим молча смотрел на Сьюзен, ее лицо было полно страдания, а голос — любви и потери. Он понимал: ее отец все еще здесь, но в глазах Сьюзен мужчина, которого она знала, уже ушел. К сожалению, это было правдой. С тех пор — не так давно — как Джим познакомился с этим человеком, он похудел фунтов на сорок.
Он провел рукой по лицу, чувствуя щетину и, жалея, что не принял душ, чтобы избавиться от неприятного запаха. И также пожалел, что не почистил зубы перед тем, как девушка поцеловала его, потому что его дыхание было ужасным. Однако ничто из этого не имело значения перед лицом чего-то более важного, и он обнаружил, что его боль и слабость утихли. Встав, Джим подошел к другой стороне кровати и посмотрел на Сьюзен.
— У меня есть комната в доме, которая когда-то должна была стать детской, и у меня есть сбережения, которыми я не пользуюсь. Как бы ты отнеслась к тому, чтобы сделать дом удобным и нанять медсестру на полный рабочий день, чтобы у него был уход, в котором он нуждается, пока ты все еще управляешься с остальной частью своей жизни?
Глаза Сьюзен метнулись к его лицу, и он не смог прочесть выражения ее лица.
— Я не могу просить тебя об этом, Джим. У тебя тоже есть жизнь, и эти сбережения твои.
Он кивнул.
— Да, они мои, и я могу делать с ними все, что захочу. Я не думаю, что буду платить за помощь еще три года. Я хочу, чтобы вам с отцом было удобно, и знаю, что ты не чувствуешь, что за ним здесь следят достаточно хорошо. — Джим положил свою руку на ее руку, там, где она положила свою на запястье отца. — Позволь мне сделать это для тебя.
Ее нижняя губа дрожала, а голос был едва слышен.
— А если он уйдет, а меня не будет?
Джим почувствовал горечь слов Сьюзен, и ему захотелось плакать вместе с ней. Сделав глубокий вдох, так чтобы его голос не дрогнул, он сказал:
— У нас будет система поддержания жизни. Если что-то случится, медсестра немедленно свяжется с тобой, и у тебя будет ключ от моего дома. — Это было лучшее, что он мог сделать.
Она долго смотрела на него влажными глазами и осунувшимся лицом. Наконец, девушка кивнула.
— Спасибо, Джим. Мне бы это понравилось. — Она повернулась и обняла мужчину за шею, а Джим просто держал ее, желая взять всю ее боль в себя и нести это бремя за Сьюзен. Она отступила достаточно, чтобы поцеловать его и прошептала:
— Я люблю тебя.
Это было все, что он хотел услышать. Джим улыбнулся и отодвинул девушку от себя.
— Хорошо. Ты останешься здесь, с отцом. Пойду, поговорю с одним человеком насчет медсестры. — Он поцеловал ее в лоб и ушел, оглянувшись, когда она повернулась к спящему мужчине.
Если память ему не изменяла — а он не был в этом уверен, учитывая то, что ничего не помнил о прошлой ночи — Боксер привез его сюда. Куда, черт возьми, делся этот здоровяк? Кто-то его размера не совсем сливался с толпой. Он изо всех сил старался вернуться в свою палату, но этого было недостаточно. Когда он добрался туда, медсестры и санитары, которые его искали, были не слишком довольны.
Он рявкнул на них и сказал, чтобы они оформили его документы. Он выписывался сам. Они сердито вышли, когда Боксер вошел, выглядя нелепо в своей униформе. Джим расхохотался.
— Не думаю, что смогу всерьез воспринимать тебя как врача, брат. Должен признаться, будь я другим пациентом, я бы нашел тебя довольно пугающим.
Боксер хмуро посмотрел на него.
— Ну, мне не пришлось бы носить это дерьмо, если бы ты не облевал меня с того самого момента, как утром упал с кровати. Что с тобой, Уэйд? Ты выжрал бутылку " Джека", вырубился на двух женщинах, которые затащили тебя в постель, а затем исчез из своей больничной палаты прежде, чем я вернулся, чтобы проведать тебя.
— Мне нужно было кое-о-чем позаботиться. — Джим ответил ему, когда тот закончил. — Где ты ее взял?
Огорченный Боксер неопределенно махнул рукой.
— Твоя девушка вытащила ее из шкафа в конце коридора.
— Я должен выбраться отсюда. Мне нужно еще кое-что сделать. Думаешь, сможешь пробраться туда и найти для меня майку? Желательно моего размера, а не твоего. — Джим насмешливо улыбнулся.
Боксера это не позабавило.
— Парень, я выгляжу как твой сторож? — Джим только приподнял бровь, и Боксер перестал к нему приставать. — Это чушь собачья, Джим. Надеюсь, на днях ты подавишься языком своей подружки. — Он отошел от него, а Джим покачал головой. Боксер иногда мог быть таким ребенком.
Взволнованная медсестра вернулась, и практически швырнув в него бумаги, а затем бесцеремонно выдернула капельницу из его руки.
— Спасибо, Эльвира, — сказал он, нахмурившись.
— Как скажете, сэр. Ты уже второй раз приходишь в мою смену и уходишь как ни в чем не бывало. Думаю, тебе стоит пересмотреть свою профессию, если ты понимаешь, о чем я. — Она многозначительно посмотрела на татуировку Боксера, потом выдернула бумаги из его руки и ушла. — Вы свободны, — бросила она через плечо.
Боксер бросил Джиму рубашку.
— Я не знаю твоего размера, брат. Если не подойдет, я не пойду снова.
Но та прекрасно подошла, даже была немного свободной, как и должно быть. Джим храбро открыл сумку, нашел свои ботинки и, затаив дыхание, вынул их и вымыл в раковине. Какой-нибудь санитар приберет за него, и хотя у него нет носков, он, по крайней мере, сможет добраться до дома не босиком.
— Мы на твоем байке?
Боксер посмотрел на него так, словно тот сошел с ума.
— Ага, как ты вертелся и изрыгал на меня свои кишки, я бы никогда не привез тебя сюда. Вилли в грузовике. Ну же. Если мы идем, то пойдем. Я устал от того, что люди смотрят на меня так, будто ожидают, что я рассержусь и превращусь в Невероятного Халка. — Его слова заставили Джима задохнуться от смеха, зеленый халат отбрасывал такой же цвет на кожу его друга. Он представил, как рвутся брюки на коленях, как Боксер срывает с него рубашку, как напрягается его толстая шея и как он рычит от гнева.