Гость изумился:
— Вася, какой же он, к чёрту, советский, ты что? Ханский.
— Чому ханский? — Хозяину стало обидно, налился расплавленным чугуном.
— Потому, что вы только о себе думаете! А страна? Её население, люди? Хозяйство.
— Отут ты не прав. Промышленностью, хозяйством мы займаемося.
— Но, как?! Разве это по-совести?
— А мы — по-лёнински! — Хозяин расхохотался от своего каламбура, и настроение его на время переменилось. — Он же в нас голова!
Забываться стал и гость — тоже выпил прилично.
— Мещанин он, вот кто! Самый главный, самый большой мещанин страны. Символ! Он — ещё развалит всё, увидишь.
— Не развалит. 50 лет вже в этом направлении колесо крутится. Будет крутиться, той, и дальш. А народу усё рамно, хто у власти. Ленин, чи, той, Лёня. — Хозяин мутно уставился на гостя, забыв, как его звать. — Скажи, от тебе лично, какая, той, разница, шо выполнять? Был бы, той, приказ. А дэмократию разводить, ото и останисся без власти. Вже не ты будешь руководить, а тобой. Так шо ты не обижайсь на мой волчий интэрнационализм.
Гость опять остолбенело смотрел. И Хозяин добродушно усмехнулся:
— Постав от тебя… на наше место. Ты ж, той, тоже будешь таким. Так шо марксизм тут не при чому. Марксизм нужен усем тольки для прикрытия.
— Ну, ты ж и циник!
— А тибе шо, лучше, шоб дурак? Я тебе, той, правду объясняю. Шоб ты пойнял, шо такое жизинь. А ты мине про Ленина, Маркса. Каждый встраивается у жизни, щоб как для себя было лучше. От. А остальные — шоб боялись. Не будут тебя, той, бояться, пиши пропало.
— И — стало быть?.. — Гость смотрел вопросительно.
— Значить, делай усё так, шоб тебя боялись. Пугай тюрмой, сключением.
— Ну, ты даёшь!
— Главное — не допускай, щоб сами думали. И, той, обсуждали твои действия. Усе владыки мира так делали: Пётр, Наполеон, Сталин. А ты: хо-зяй-ство, лю-ди!.. На нас с тобой — фатит!
— А ты скажи это всем! — подначивал гость. — С трибуны.
Не завёлся, дудки! Ответил, как ученику:
— Не, народу это говорить не надо. Зачем людей, той, обижать. Говорить надо хорошие слова. Тогда он, той, спокойный. Ну, пойнял ты мою хвилософию? — Хозяину опять стало смешно, и он выпил. А гость вдруг обнаглел:
— Помещик ты, вот кто! Тебя судить надо. Немедленно!
— А ты спробуй. От нажму щас кнопочку… й посмотрим, где ты ночью срать будешь. — Почему-то всё ещё было смешно, и разговор только забавлял Хозяина. — Усе ж покорные давно, — объяснял он. — Будут говорить только то, шо я им сверху буду. Спускать. Усе, как говорится, расценки жизни.
— И что же? Думаешь, так будет вечно?
— А ты шо, на новую революцию надеисси? — Хозяин рассмеялся откровенно, заразительно, как человек, получающий от разговора громадное удовольствие. — Не, — отсмеялся он, — новой революции не будет. Рази шо Ильич напьётся так, шо повернёт до коммунизма. Хоча, зачем он ему? Лёня уже при коммунизме. — Смех просто душил Хозяина, даже слёзы выступили. — У нас возможен — тольки один путь. Э-во-лю-ционный. Усё зависит от того, какая тыква растёт на шее у очередного хозяина. А коммунизм — то игра с огнём. Во-первых, большую силу надо иметь. Раз. И надо, той, привлечь на свою сторону усех писателей и журналистов. Это ж скольки денег надо! Два. Но й после этого, думаю, шо дело с коммунизмом не получится.
— Это интересно! Почему же?
— А нету ещё силы, шоб была сильнее за мещанскую. А каждый человек — это ж, в первую очередь, мещанин. Это ещё Алексей Толстой пойнял. Шо мещанство, той, непобедимо. Я сам это читал. Забыл тольки, как книжка называлася. Башковитый был мужик! У нас, вообще, башковитых много. В истории.
— Интересная нация, так, что ли?
— Шо интересная — не ручаюся. Но, шо с розмахом — точно. От я, например. По жратве и выпивке, как думаешь, хто я?
— Наедаться, так уж за всю Власть?
— По жратве я — как Ломоносов в науке. А от, если облапошить кого, тут я тебе Менделеев, не меньш. Уся таблица у голове! Тольки другая.
— Ну, а ещё, чем можешь похвастать? — опять с насмешкой подначивал гость.
— А от по бабских задницах — я Карл Маркс! В миня — даже собака пойнимает: шо она — выше за других. Морду, стерва, усегда держит высоко уверх. Пойнял? А ты мине: чу-жое, не моё! Рассуждаешь с позиции козявки. А от, если тибя поставить на моё место, и ты тогда Марксом захочешь быть. И от жратвы, той, не отодвинисся далеко. Будешь морду макать у сметану, а не у керосин. Так шо, ни нада миня докорять. Запомни: усе люди — гамно. И ты тоже.
— А ты?..
— И я. Только я — большое, высокое гамно. И падаю другим на головы. Об миня как измажисся, вже до самой смерти не отмоисся. Подохнешь, той, вонючим.