Шитик, отсмеявшись, тут же вспомнил пример из жизни:
— А от у меня — не анекдот! Зимой дело было. Секретаршу мою, Надюшу, знаете? Так от… Кто-то шепнул моей жинке, шо я из ней… Ну, сами ж понимаете… ха-ха! Ну, и не стало мне от бабы моей проходу. Конец работы, она тут, как тут. Никуда не денешься, шо тебе милиционер на посту! Шо делать? Ладно. Устраиваю Надюшу в нашу спецлечебницу. Кладут её там в отдельную палату. И сам через 2 дня лёг. Палаты рядом, конечно. Цветной телевизор, кино: всё честь по чести. Ну, и это… с Надюшей у меня — тоже всё честь по чести. Живём, как на том тебе курорте. Врач мой — всё знает. Не ходит, не заглядывает: здоровые ж! Совсем я тут успокоился, спим уже всю ночь вместе. А своя палата — пустует…
И шо ж вы думаете? Однажды ночью… — Шитик долго смеётся, интригуя слушателей. Наконец, выпаливает: — Однажды ночью, выхожу я от Надюши, за малым делом, и встречаю в коридоре… кого ж, вы думаете?
— Ну? — поощряет Хозяин, задержав у рта ломоть окорока.
— Свою… самую первую секретаршу, Вальку! Работала у меня 2 года назад. Оказывается, работает теперь в райкоме. Легла с гриппом.
— Я думал, с тобой! — острит Матрёнин и смеётся.
— Ну й шо? — не выдерживает Хозяин.
— Я — и эту!.. — радостно заканчивает Шитик. — Только уже в своей палате. Точно, как у вашему анекдоте.
Хохотали долго, пустились было в свои аналогичные воспоминания, но позвали егеря: пора.
Утки появились перед самым восходом солнца, когда рассвет окровавил воду, а лёгкий ветерок налёг на камыши и пригнул все их метёлки. Хозяин сидел с егерем в лодке и стрелял по его указке. Но… мазал. Видя такое, егерь Кузнецов убил для него трёх уток-гнездовок. Он знал все места, где укрылась от врагов птица, и подгребал лодку в густые заросли камышей прямо к гнёздам. Утята и утки были заповедные, непуганые, смотрели на них круглыми, непонимающими глазами. Да и охотничий сезон ещё не начинался, не гремело нигде.
После каждого выстрела Клык радостно выпрыгивал из лодки в воду и, отфыркиваясь, плыл к убитой птице, утопившей голову. Хозяин, когда тот возвращался, подхваливал его, гладил, помогал влезть в лодку. Егерь молчал.
— Шо молчишь, Володя? — спросил Хозяин, счастливо улыбаясь. — Охота ж какая! А красиво как, посмотри!
— Я же говорил вам, останетесь довольны, — ответил Кузнецов, удивляясь перемене в лице Хозяина: оно было человеческим. — Мы для вас… и рыбки ночью взяли. Килограммов по 20 выйдет, отборная!
— Спасибо, Володя, молодцы! И охота, той, выдалася!
"Чего же ей не выдаться, прямо на гнёздах бьём!" — подумал егерь. Но ничего не сказал — грёб дальше.
Взошло солнце, вода забликовала. Было тихо. И только то там, то тут — бух, бух! Трудились "охотники", заповедные.
Перед самым отъездом, когда уже и ружья, и дичь были уложены в "Волги", а шофёры сидели на своих местах, вышла небольшая заминка. Расшалившиеся псы кувыркались, гонялись по берегу друг за другом и неожиданно бросились на колхозниц, жавших серпами траву. Откуда взялись бабы тут, в заповеднике, где косить траву строго запрещено, было непонятно. Понятно лишь, что бабы нарушили запрет, и их обнаружили собаки. В трубный гоночный лай вплелись женские визги и крики.
Егеря кинулись на голоса и увидали в зарослях камыша отбивающихся от псов женщин. Откуда колхозницам было знать, что собаки эти — охотничьи, и бросаются просто из весёлого азарта, желая поиграть. Крестьянки оглашено вопили, и псы ещё азартнее продолжали вокруг них прыгать, прижимая морды к земле, а затем с лаем вскакивая.
— Да замовчить же вы! — закричал на женщин Нечипоренко. — Воны ж охотничьи, нэ тронуть!
— А-а, так ото ваши собакы?! — взвилась высокая баба, что была к егерю ближе других. С серпом в руке она пошла на Нечипоренко, как Матросов на амбразуру. — Гады! Собакы людэй шматують, а вам, хучь бы шо?
За высокой и другие двинулись с серпами к егерю — собак уже не боялись. И тогда Нечипоренко испугался сам, и крикнул собакам:
— Штурман, Клык, фас! Узять их!
Кобели с лаем ринулись к женщинам вновь, одну сбили с ног.
— А-а-а! — истошно заголосили женщины, бросаясь врассыпную, словно партизанки, окружённые немцами.
Собаки нагоняли их, рыча, хватали зубами за юбки. Колхозницы, насмерть перепуганные, теряли платки, вскакивали, бежали дальше. Теперь их было видно и Хозяину, и его подвыпившим друзьям. Не понимая, что происходит, они хохотали.
— От тикають бабы, га! — восхищённо крутил головой Шитик. — Усе рекорды побьють!