Выбрать главу

Во время завтрака проходит короткая планерка. Что сегодня надо сделать: съездить в овощной, постирать детское, все перегладить...

- Бросай все, пойдем гулять! - заключает Дима.- Смотрите, какое солнышко!

- Мама, мамочка, пойдем вместе с нами,- упрашивает Котька,- посмотрим солнышко!

Я сдаюсь - отодвину свои дела на после обеда.

Снаряжаемся, берем санки и отправляемся на канал кататься с гор. Съезжаем все по очереди, а Гулька то с Димой, то со мной. Горка крутая, накатанная, санки летят, из-под ног брызжет снежная пыль, переливается радужно, а кругом сияет и слепит снег. Иногда санки переворачива-ются, ребята пищат, мы все смеемся. Хорошо!

Возвращаемся домой заснеженные, голодные, веселые. Пусть уж Дима сначала поест, потом пойдет в магазин. Варю макароны, подогреваю суп и котлеты. Ребята сразу же уселись за стол и смотрят на огонь под кастрюлями.

После прогулки я очень повеселела. Уложив детей и отправив Диму в овощной рейс, я берусь сразу за все - бросаю в таз детское белье, мою посуду, стелю на стол одеяло, достаю утюг. И вдруг решаю: подкорочу-ка я юбку. Что я хожу, как старуха, с почти закрытыми коленками! Я быстро отпарываю подпушку, прикидываю, сколько загнуть, остальное отрезаю. За этим делом и застает меня Дима, притащивший полный рюкзак.

- Видишь, Олька, как тебе полезно гулять.

Конечно, полезно. И, кончив приметку, я надеваю юбку. Дима хмыкает, оглядев меня, и смеется:

- Завтра будет минус двадцать, будешь обратно пришивать. А в общем, ножки у тебя славные.

Я включаю утюг - загладить подол. Потом подошью, и готово!

- Погладь мне заодно брюки,- просит Дима.

- Дим, ну пожалуйста, погладь сам, я хочу кончить юбку.

- Ты же все равно гладишь.

- Дим, совсем это не "все равно", я тебя прошу, дай мне кончить. Мне еще ребячье стирать, вчерашнее гладить.

- Так зачем же ты занимаешься ерундой?

- Дим, давай не будем обсуждать эта, прошу тебя, погладь сегодня свои брюки сам, мне надо дошить.

- А куда ты завтра собираешься? - спрашивает он с подозрением.

- Ну куда?! На бал!

- Понятно. Просто я подумал, что у вас там что-нибудь такое.

- Может быть, и "такое",- напускаю я туману (надо же мне спокойно подшить юбку и как-то отделаться от брюк).- Ты помнишь, я тебе говорила про анкету. Сегодня я должна ее заполниъ: завтра придут демографы - анкеты собирать, с нами беседовать...

- А! (О господи, он, кажется, думает, что ради этой встречи я решила укоротить юбку!)

Я шью и рассказываю Диме, что попечители наши дни "по болезни", что у меня семьдесят восемь дней - почти целый квартал.

- А что, Олька, может, тебе лучше не работать? Подумай, ведь почти половину годаа ты сидишь дома.

- А ты хочешь засадить меня на весь год? И разве мы можем прожить на твою зарплату?

- Если меня освободить от всех этих дел,- Дима повел глазами по кухне, утюгу, рюкзаку,- мог бы зарабатывать побольше. Уж двести - двести двадцать я бы наверняка обеспечил. Ведь фактически, если вычесть все неоплачиваемые дни, ты зарабатываешь рублей шестьдесят в месяц. Нерентабельно!

- Фигушки,- говорю я,- фигушки! Мы на это несогласные! Значит, всю эту скукотиищу,- я тоже оглянула кухню,- на меня одну, а себе только интересное. Подумаешь, "нерентабельно"... Капиталист!

- Действительно, капиталист,- Дима усмехается,- не в деньгах только дело. Дети бы от этого выиграли. Детский сад - еще ничего, а вот ясли... Гулька же зимой почти не гуляет. А эта бесконечная простуда?!

- Дима, неужели ты думаешь, что я не хотела бы сделать так, как лучше детям? Очень хотела бы! Но то, что предлагаешь ты, это просто... меня уничтожить. А моя учеба пять лет? Мой диплом? Мой стаж? Моя тема? Как тебе легко все это выбросить - швырк, и готово! И какая я буду, сидя дома? Злая, как черт: буду на вас ворчать все время. Да вообще о чем мы говорим? На твою зарплату мы не проживем, ничего другого, реального, тебе пока не предлагают...

- Не обижайся, Оля, ты, вероятно, права. Не стоит об этом говорить. Зря я начал. Просто мне примерещилась какая-то такая... разумно устроенная жизнь. И то, что я, если не буду спешить за ребятами, смогу работать иначе, не ограничивать себя... Может быть, это эгоизм, не знаю. Кончим об этом, ладно.

Он уходит из кухни, я гляжу ему вслед, и вдруг мне хочется окликнуть его и сказать: "Прости меня, Дима". Но я этого не делаю.

- Э-э, хали-гали, пора вставать! - кричит Дима из передней.

Это наши "позывные". Он поднимает Котю и Гулю, ребята пьют молоко, две минуты мы решаем, идти ли еще гулять, и - отказываемся. Если гулять, значит, от вечера ничего не останется. Дима находился, а у меня еще много дел.

Котька усаживается на полу с кубиками. Он любит строить, и у него получаются дома, мосты, улицы и еще какие-то нагромождения, которые он называет "высотный дворец". Но беда с Гулькой - она лезет к брату, хочет разрушать, хватает кубики, уносит и прячет.

- Мама, скажи ей! Папа, скажи ей! - то и дело взывает к нам Котя.

Никакие слова на Гульку не действуют - она смотрит ясно и прямо говорит:

- Гуля хотит бить дом.

Тогда я делаю ей "дочку". "Дочка" - это набитый тряпьем маленький комбинезон. В капюшон я вкладываю подушечку, обернутую в белое, рисую лицо. С куклами Гуля не ладит, а "дочку" таскает по всему дому, разговаривает с ней.

Воскресный вечер проходит мирно и тихо. Дети играют, Дима читает, я стираю и делаю ужин. "Не забыть бы пришить крючок",- повторяю я несколько раз. Остальное, кажется, все! Да, еще заполнить анкету. Ну это когда дети лягут.

Поужинав, покапризничав - не хотят кончать свои воскресные дела,ребята собирают разбросанные кубики. Находим те, что попрятала Гуля,- под ванной, в передней в моих сапогах. Моем руки, мордашки, чистим зубы, осуждаем Гульку, которая вырывается и кричит:

- Гуля хотит гязная.

И наконец укладываемся.

Время еще есть. Почитать? А может, посмотреть телевизор? Ах да анкета! Сажусь с ней за стол. Дима заглядывает через мое плечо и делает критические замечания. Я прошу его не мешать, я хочу поскорей кончить. Готово. Теперь возьму книгу и сяду с ногами на диван. Выбираю у книжного шкафа. Может, приняться наконец за "Сагу о Форсайтах"? Дима подарил мне эти два тома в позапрошлый день рождения. Нет, не смогу прочесть - как я буду возить с собой такие толстые книги? Отложим еще раз до отпуска. Я выбираю что полегче - рассказы Сергея Антонова.

Тихий воскресный вечер. Сидим и читаем. Минут через двадцать Дима спрашивает:

- А что же мои брюки?

Сходимся на том, что брюки глажу я, а он читает мне вслух. Антонова. Дима не хочет, а берет последний номер "Науки". Мы его еще не смотрели. Он начинает читать статью Венцель "Исследование операций", но мне трудно воспринимать на слух формулы. Тогда Дима уходит из кухни, и я остаюсь одна с его брюками.

Я уже лежу в постели, Дима заводит будильник и выключает свет. Тут я вспоминаю про крючок. Ни за что не встану, провались он.

Среди ночи я просыпаюсь, не знаю отчего. Мне как-то тревожно. Поднимаюсь тихонько, чтобы не разбудить Диму, иду взглянуть на детей. Они разметались - Котя сбил одеяло, Гулька съехала с подушки, высунула ножку из кровати. Укладываю их, закрываю, трогаю и поглаживаю головки - не горячие ли. Ребята вздыхают, причмокивают и опять посапывают - спокойно, уютно.

Что же тревожит меня?

Не знаю. Я лежу на спине с открытыми глазами. Лежу и вслушиваюсь в тишину. Вздыхают трубы отопления. У верхних соседей тикают стенные часы. Мерно отстукивает время маятник наверху, и это же время сыплет дробью, мельтеша и захлебываясь, будильник.

Вот и кончилась еще одна неделя, предпоследняя неделя этого года.

1969