Выбрать главу

— До чего вредная девчонка, — сказал Спартак. — И ведь всё врёт, всё врёт…

Они уселись на бревне. Спартак достал платок, поплевал на него, вытер кровь с лица.

— А вы здорово меня выручили. Вы настоящие друзья! Этот пустырь теперь будет называться «Плато Кровавой Битвы».

— Ты сам хорошо дрался, — ответил Сёмка, чтобы не остаться в долгу. — Прямо, как взаправдашний Спартак.

— Ты смелый, — сказал Витька. — Жалко, не было тебя с нами.

И Витька рассказал о вчерашнем пожаре. Не обошлось, конечно, без ужасных подробностей, которые ребята придумывали на ходу. Сёмка показал место на шее, куда упала искра. Когда Спартак спросил, страшно ли было, он, не моргнув глазом, ответил «ни капельки» и тут же сам поверил в свою ложь. Спартак ещё раз внимательно осмотрел красное пятно на его шее и заявил, что Сёмка герой. Они рассказали и о дяде Васе, настоящем морском волке, храбром, мужественном и добром. Ещё они посвятили нового друга в свои мечты.

— Я ведь тоже хочу в моряки, — сказал Спартак. — Я уже один раз плавал на пароходе. По настоящему морю. Давайте вместе путешествовать и открывать новые земли. Согласны?

— Согласны, — не раздумывая, отозвались оба друга.

Глава 7

ЧАСЫ С ЯКОРЕМ

— Семён, ты здесь? Мать беспокоится, не убежал ли на реку.

Из-за сарая появился Василий Алексеевич с неизменной трубкой в зубах. Начищенные пуговицы кителя так и играли на солнце, золотые лейтенантские полоски на рукавах поблескивали более сдержанно, но внушительно. Ребята встали.

— Вольно, — сказал Василий Алексеевич и, посмеиваясь, присел на бревно. — Чем заняты? Небось готовите новую операцию на лягушке.

— Дядя Вася, — торжественно объявил Сёмка, — мы решили пойти в моряки. И я, и Витька, и вот Спартак…

Спартак вытянул руки по швам, с достоинством, точно какой-нибудь граф, поклонился, не сгибая спины, одной головой:

— Пётр Соколов. Вы можете звать меня Спартаком.

— Очень приятно, благодарю за доверие, — в тон ему ответил Василий Алексеевич.

Он держался вполне серьёзно, и только глаза его искрились весёлым, ну прямо-таки неудержимым смехом.

— Значит, вы все хотите стать моряками?

— Так точно, — отрапортовал Спартак. — А я капитаном.

— Всякий знающий моряк в конце концов становится капитаном.

— О, я уже много знаю, — с энтузиазмом подхватил Спартак. — Я умею командовать. Во: «Штурвальный! Курс норд-норд-вест! Правее два румба! Так держать!» Ведь правильно?

— Вполне, — сказал Василий Алексеевич. — Если, конечно, после этого корабль не сядет на камни.

Вдруг на лице его появилась тревога. Он схватил Спартака за плечо и указал на высокий столб, стоявший во дворе.

Когда-то он служил для гигантских качелей, а теперь по просьбе жильцов на нём повесили уличный фонарь.

— Видишь, мачту?

— Вижу, — сказал Спартак, не понимая, в чём дело.

— На самой верхушке есть топовый фонарь. Он погас. Его надо немедленно исправить, иначе в темноте встречное судно протаранит наш корабль. Семён с Виктором — твои матросы. Командуй!

— Матрос Сёмка! — зычно гаркнул Спартак. — Исправить топовый фонарь!

— Есть! — с восторгом отозвался Сёмка и помчался к мачте.

Обхватив гладко отполированный столб руками и ногами, он попытался подняться вверх. Ему удалось оторваться от земли метра на полтора, и он уже торжествовал победу, но тут сработал закон земного тяготения. Сёмка не отступил. Он поплевал на руки, забрался чуть повыше, но земля снова притянула его к себе.

Подбежал Витька.

— Уметь надо, понял…

Он выплюнул на ладони все наличные запасы слюны, веря, что эта мера поможет в борьбе с неумолимым законом. Однако силы оказались неравны. Витька трижды потерпел неудачу.

— Очередь за капитаном, — с юмором поглядывая на Спартака, сказал Василий Алексеевич. — Как самый умелый моряк, он должен личным примером воодушевить матросов.

Спартак приблизился к мачте, с важным видом снял сандалии, увлажнил ладони, ринулся на штурм. Но вместо того, чтобы показать пример матросам, он сам последовал их примеру. Бесплодность его попыток была очевидна.

— Достаточно, — сказал Василий Алексеевич, подходя к ребятам. — Мы уже на дне, так что можно отдохнуть.

Спартак самолюбиво отвернулся.

— На эту мачту никто не влезет.

Лейтенант похлопал по гладкой, словно полированной, поверхности столба. Глаза загорелись азартом.

— Не влезет, говоришь? А мы сейчас проверим.

Он снял китель, вынул из кармашка брюк часы, все это подал Сёмке. Тот с благоговением принял вещи, хранившие запах океанских просторов. Сильное тело моряка обтягивала полосатая тельняшка; ребята смотрели на неё как зачарованные. Василий Алексеевич взялся за столб, и большие руки его словно прилипли к гладкому дереву. Быстро, без видимого усилия, он начал взбираться вверх.

Тотчас же на разных этажах в окнах показались головы домохозяек. Они громко переговаривались между собою:

— Ивановна, кто такой полосатый на столбе-то?!

— Да рази не видишь? Васька детдомовский!

— Я ведь без очков! Вижу, ровно бы тигра, а кто — не разберу!

— Он, он самый и есть!

— Какая ж его нелёгкая на столб-то понесла?! Не лампочку ли опять вывёртывать?!

— Что ты, Марья Капитоновна, чай, он теперь флотский! Ихнее дело такое — по мачтам лазить!

— Ишь, сердешный, упарился, поди-ка! А никак влез?!

— Влез, Марья Капитоновна! Теперь, гляди, прыгать начнёт!

— Господи Иисусе Христе! — испуганно перекрестилась Марья Капитоновна и захлопнула окно.

Сёмка ничего не слышал и не видел вокруг. Он с интересом рассматривал дядины часы. На крышке часов был выгравирован якорь. Точно такой же, какой Сёмка рассмотрел ночью на часах прохожего, который прикуривал у их костра. Только на тех часах по обеим сторонам якоря стояли буквы «С» и «Е», а тут «В» и «Г». Буквы на дядиных часах означают имя и фамилию владельца: «Василий Гуров».

Между тем Василий Алексеевич легко соскользнул по столбу и, обращаясь к Спартаку, сказал:

— Ну, теперь понял?

— Я не могу быть капитаном? Да?

— Нет, зачем же? Наоборот. Можешь быть капитаном, только не сегодня и не завтра… Но наверняка скорее, чем я.

Спартак недоверчиво заулыбался.

— Ну да? Вы шутите.

— Нет, я не шучу. Слышал, о чём хозяюшки судачили? «Не лампочку ли опять вывертывать?» Да, брат, в твоём возрасте я лампочки промышлял. А ты вон уже в шестой класс перешёл. Выходит, опередил ты меня…

— Дядя Вася, — перебил Сёмка, — это твои часы?

— Мои.

— А я точь-в-точь такие же видел, с якорем и буквами.

Василий Алексеевич задержал взгляд на Сёмкином лице.

— Что-нибудь путаешь. Таких часов, — лейтенант положил часы на ладонь, полюбовался, — таких часов пара на всем земном шаре. У меня да у Сергея Емельянова — помните, я вам вчера про него рассказывал? Он сам выгравировал якоря и инициалы на обоих часах.

— Сергей Емельянов! Значит, «С» и «Е»! — взволнованно воскликнул Сёмка. — Так, дядя Вась!.. Это же он сам тогда подходил к нашему костру, Сергей Емельянов! Ещё прикуривал.

Глаза Василия Алексеевича вдруг посерьёзнели.

Как-то сразу исчезли весёлые бесенята. Он внимательно вглядывался в Сёмкино лицо, стараясь понять, что мальчика взволновало. Даже мелькнула мысль: не заболел ли племянник?

— Не пойму, при чём здесь Сергей Емельянов?

— Да ведь у того, у прохожего, тоже часы с якорем были. Такие же, как у тебя. И буквы «С» и «Е». Я сам видел.

Василий Алексеевич сдвинул фуражку на затылок, привлёк Сёмку к себе.

— Ты не ошибся?

— Да нет же! Я ещё подумал, что, может, того, который прикуривал, тоже Сёмкой зовут.

— Он из Ликина, — не слушая больше Сёмку, в раздумье сказал лейтенант. — Из Ликина… Неужели он?.. Неужели Прохор Локотников?..

Он снял фуражку, достал платок, вытер разом вспотевший лоб. Потом повернулся и быстро зашагал к дому.