Он постоянно недоволен, ему все не так.
Я наблюдаю за этим пару часов, и мне становится ее искренне жаль. Она с ним не спорит, но на лице все написано. Ее молчание подкреплено лишь тем, что отцу нельзя волноваться.
— Может, чаю попьем? — мама смотрит на меня, прижавшись виском к косяку. Стоит в кухонном дверном проеме.
— Конечно.
Мы разливаем по кружкам чай, садимся. Проходит пара минут, и из комнаты доносится отцовский крик.
Почему-то на то, чтобы орать, у него силы есть. А вот чтобы выйти на улицу, даже с помощью других людей, как советовали врачи, — нет.
— Катька! Я же просил воды принести.
— У тебя стакан стоит, Федя. Полный.
— С обеда я, по-твоему, эти помои пить должен, с моим-то сердцем?
Папа показательно хватается за грудь, и мама быстро убегает на кухню за водой.
— Пап… может, нужно помягче? Мама же…
— Мать тебе жалко? А отца? Вы обе здоровые ходите, на своих ногах, а я, — ударяет кулаками о кровать, — как привязанный тут.
— Тебе можно на улицу…
— Ты меня туда потащишь? Или мать твоя?
— Можно потихоньку, — сглатываю, чувствуя, как в глазах встают слезы.
Отец всегда был резким человеком. Во дворе всегда считали, что мы живем с тираном. Это, конечно, не так. Папа очень нас любил, заботился. Очень многое делал. Но только вот себя всегда ставил во главе. Если он что-то решил или сказал, значит, будет только так. Мнение других его мало волновало.
Когда я начала встречаться с Олегом и представила его родителям, папа был не в восторге. Говорил, что я безмозглая дура. Прав, конечно, оказался. За те семь лет, что я была в отношениях, мы с отцом сильно отдалились. Он постоянно на меня кричал, давил, пытался вправить мозги. Потом я съехала и вздохнула полной грудью.
Отец остыл, у него уже тогда, видимо, начали появляться проблемы на работе, и мои отношения ему вдруг стали в радость.
Олег по-прежнему папе не нравился, зато его перспективы и Бушманов-старший — очень даже. «Свадьба» из его уст стала звучать все чаще, как гимн нашей семьи. Ну а когда Олег ушел, папа хлестанул словами, что-то вроде «сама виновата, я тебе говорил».
— Езжай к себе, Оля, — доносится еле слышно. — Тебе это ни к чему, — шепчет мама и подталкивает меня в прихожую.
— Мам…
— Твой отец пользуется положением. Я это прекрасно знаю. Если бы у меня были деньги, я бы наняла ему сиделку и больше не слушала весь этот поток дерьма.
Мама достает из шкафа мою куртку и берет свой телефон.
— Я тебе такси вызвала.
— Это же дорого…
— С одного раза на разоримся. Езжай и не реви, — качает головой, стирая с моих щек слезинки.
— Я могу остаться, поддержать тебя.
— Не нужно, я справлюсь с этим сама. Если понадобится помощь, обязательно позвоню. А вообще, лучше собирай вещи и уезжай обратно, нечего себе жизнь портить. Там большой город и перспективы. Сколько он еще так проваляется в своих причудах? Врач говорит, что все у него нормально, было бы желание. Но твой отец выбрал самый простой вариант — лежать и ныть.
Я, кажется, в папу, вздыхаю от собственных мыслей.
— Мам, — сглатываю, — Олег вчера приезжал.
Мамины челюсти сразу стискиваются.
— И?
— Я в ванной спряталась. Он ушел.
— Зачем пускала?
— Я думала, это Рита.
— В глазок, значит, смотри. И от товарища этого держись подальше. Возьми себя в руки, я знаю, ты у меня сильная девочка.
Мама целует меня в щеку и провожает до машины.
Весь путь я провожу в своих мыслях. Уже у подъезда мне звонят. Сообщают, что приходить на собеседование завтра не нужно. Они уже нашли человека.
Сбрасываю вызов и присаживаюсь на лавку. Внутри все сжимается. Так жаль маму… Теперь еще и работа. Снова отказ.
Слезы на глаза наворачиваются сами. Я очень люблю своих родителей, но маму как-то больше… Не знаю. Просто она была единственным человеком, который меня всегда поддерживал и не давал повесить нос.
Всхлипнув, подтягиваю колени к груди. Фонарь над подъездом горит тускло.
Сбоку слышатся шаги, но я смотрю перед собой. Снова всхлипываю.
— Ты чего опять ревешь?
Поднимаю голову. Кир стоит рядом, руки в карманах, куртка расстегнута. Мне сначала кажется, что у меня галлюцинации, но нет. Он правда надел куртку на голый торс.
— Утром ты был менее приветлив, — отворачиваюсь.
— Утром я еще спал, — улыбается и садится рядом. — Так что случилось?