Бушманов всегда выглядел максимально самоуверенно. В любых обстоятельствах, что бы ни происходило, он оставался такой всемогущей глыбой, а сейчас…
Сейчас у него поникший взгляд.
Кирилл проводит пятерней по взъерошенным волосам и шумно выдыхает. Его пальцы трогают мое лицо, так аккуратно, едва ощутимо. Но мне хватает и этого, чтобы тело прострелило волной трепета. Поджимаю пальчики на ногах, пытаясь сдержать подкатывающие слезы.
Слишком откровенно. С душой нараспашку. Каждый из нас сейчас обнажен, все чувства рекой льются наружу.
— Оль, — Кирилл сжимает мои ладони, — сядь в машину. Поговорим.
Отрицательно мотаю головой, продолжая стоять на своем. Не могу просто так взять и успокоиться. Не получается. Внутри слишком много противоречий.
— О чем? Что ты врал мне все это время? Какой у тебя был мотив? Наверное, благие намерения, не хотел меня расстраивать, правильно?
— Нет, — отрицает и, шагнув мне навстречу, нарушает личные границы.
Хочу отскочить, но врезаюсь спиной на его выставленную позади меня руку. Влетаю спиной в широкую ладонь и закусываю губу.
— Дело не в этом.
Бушманов бросает беглый взгляд куда-то вдаль. Я вижу, как он играет желваками. Думает. Думает, что бы снова соврать? От одной только мысли об этом костяшки моих пальцев, которыми я неосознанно вцепилась в ворот его куртки, белеют.
— Тогда в чем?
— До недавнего времени я был не до конца уверен, что ты к нему не вернешься.
Я не сразу соображаю, что он имеет в виду, а когда доходит, с губ срывается растерянный вздох.
— Значит, если бы я не осталась с тобой, то, — хватаю губами воздух, потому что дышать с каждой секундой становится все труднее. — Ты бы позволил им меня обманывать и дальше, да?
— Может быть, — его взгляд темнеет.
— Ты… Ты… Я думала, ты другой, — мои плечи подтягиваются вверх и становятся угловатыми. Две острые вершины, в которые я вжимаю голову.
— Я гораздо хуже, чем ты себе придумала.
— Я ничего не придумывала, я видела это в твоих поступках, слышала в словах…
Пытаюсь улыбнуться. Натянуть чертову улыбку и выдохнуть. Я же действительно все это видела и чувствовала. Он многое для меня сделал, кажется, больше, чем все остальные. Тогда почему, почему вот так? Зачем это вранье?
— Сначала я не был уверен, что у нас что-либо получится, а потом, — прикрывает глаза и ловит мою свисающую руку, — потом просто не знал, как сказать. В любом случае мы бы все равно пришли к этому разговору.
Он улыбается краешками губ. Слишком печально. Или даже обреченно.
— Да, только я хотела услышать это от тебя, а не от взбешенной Ритки.
— Знаю. Но сейчас это уже значения не имеет, — он выдыхает и словно переключается. Становится отстраненным и… Чужим. — Сядь в машину.
— Я не поеду к тебе домой.
— Поедешь. Не страдай фигней, таскаться ночью по гостиницам вариант так себе.
— Я хочу побыть одна, понимаешь? Одна.
— Я отвезу тебя и уеду, — заверяет твердым голосом. — Пошли.
Кирилл разворачивает меня к машине, задевая своим подбородком макушку. Тело мгновенно реагирует на его, вот такое случайное прикосновение, и я, сама того не желая, чувствую щемящий сердце прилив тепла.
Аккуратно забираюсь в салон и, накинув ремень, отворачиваюсь к окну.
В голове столько ужасающих мыслей, с которыми я просто не в состоянии справиться.
Он думал, долго думал, что я вернусь к Олегу. Злился и, наверное, вполне обоснованно не желал донести до меня правду о Рите. Думаю, его даже можно понять. Но каково мне? Все это слишком не по-человечески.
Я сделаю добро, только если ты будешь со мной. А если нет, варись в этом дерьме до конца жизни. Я посмотрю со стороны и порадуюсь твоей слепоте, так получается?
Имею ли я право его обвинять? Не знаю.
Все слишком сложно.
Открываю глаза, когда машина Кира притормаживает у подъезда. Он кладёт смартфон, что вырвал из рук у ресторана на мои колени. Сжимаю телефон в ладони. Чувствую его взгляд кожей и, не повернувшись, иду домой.
Как и обещал, Бушманов не поднимается следом. А когда я выглядываю в окно, машины у дома уже нет. Он уехал.
Куда? Где он будет ночевать? Почему-то именно этими вопросами я задаюсь только сейчас.
Несколько секунд смотрю на пустынную улицу и ухожу в комнату.
Часа через два, охваченная беспокойством, тянусь к телефону. Нужно позвонить ему, сказать, что глупо ночевать черт-те где при наличии собственного жилья. Только вот, когда я прикладываю смартфон к уху, слышу долгие гудки без ответа.
Трубку Кирилл не берет, чем провоцирует у меня новый приступ ярости. А я ведь, между прочим, только начала подбираться к точке под названием «Ничего непоправимого не произошло».