Любопытно, что сказками до XVII века называли вовсе не небылицы, а достоверные документы: деловые показания, речи свидетелей в суде, объявления и оглашения. К примеру: «В 1672 году, января 15, была сказана у посольского приказа сказка о поражении Стеньки Разина».[23] В значении «вымысел и враньё» сказки стали употребляться приблизительно в XVII–XVIII веках. Видимо, судебные и иные деловые документы были настолько лживыми, что люди стали приравнивать их к небылицам. Так сказка заменила собой устаревшую баснь.
Зная историю этих слов, многие читатели отныне не будут удивляться диалогам героев классических произведений. «Но позвольте прежде одну просьбу, – говорил Чичиков в «Мёртвых душах» Манилову, – как давно вы изволили подавать ревизскую сказку? Я хотел бы купить крестьян». То, что авантюрист подразумевает под сказками – документы народной переписи, а не забавные истории, думаю, теперь понятно всем.
Как сказку стали собирать и изучать
Русская народная душа – загадка. Особенно таковой она была для аристократии начала XIX века. С эпохи правления Екатерины II Россия находилась под флёром галломании – страстного увлечения всем французским. Лион диктовал моду, Вольтер властвовал над умами, а шампанское было обязательным условием великосветского застолья. Воспитанием дворянских детей занимались преимущественно французы. На сём заморском языке говорили не только в салонах, но и в тесном кругу домочадцев: французский ассоциировался с благородством и изысканностью, в то время как русская речь считалась «низкой», простолюдинной. Ею могли изъясняться лишь няньки, кухарки да кучера, то есть обслуживающий крепостной персонал.
Сложно представить, чтобы в такой атмосфере безумного торжества галломании кому-либо в голову пришла идея собирать и изучать русский фольклор. Пропасть между дворянством и крестьянством была огромной. С детства думающие и говорящие на чужом языке, дворяне в большинстве случаев были оторваны от родной культуры. Парадокс, но на процессе 1826 года многие декабристы давали показания на французском, а не на русском. Борясь за свободу своего народа, они плохо знали родную речь или вовсе ею не владели.
Так писал Пушкин в «Евгении Онегине», изображая картину своего времени.
Подражание всему французскому особенно было распространено в России во второй половине XVIII – первой половине XIX века. Конец галломании положил Николай I: в первый же день после восшествия на престол он поприветствовал своих подданных, сказав «доброе утро» по-русски. Отныне двор должен был говорить на родном языке. А иностранные граждане, приехавшие на службу в Россию, обязательно сдавали экзамен на знание русского.
Безусловно, царский указ сыграл большую роль в возвращении родной речи, хотя почва к этому подготавливалась уже давно прогрессивными общественными деятелями. Слепое пристрастие к чужим традициям и языку высмеивалось в журналах, в театральных постановках, в литературных произведениях. Проблема национальной самоидентификации, выраженная в вопросе: «Кто мы и откуда?», стала насущной для образованных умов того времени.
Немалую роль в обращении дворянства к своим истокам сыграл и сам народ. Многочисленные крестьянские бунты, война 1812 года вызывали всё больший интерес верхов к проблемам простого люда, к его быту, психологии и духовной жизни. В периодической печати тех лет систематически появляются статьи о народной поэзии, публикуются тексты песен и пословиц, описания народных праздников и обрядов.
К фольклору обращаются русские поэты и писатели. В 20–30-х годах выходят сказки Пушкина, знаменитым становится Гоголь своими «Вечерами на хуторе близ Диканьки», появляются сборники сказок Даля и «Конёк-Горбунок» Ершова.
Казалось бы, вот оно, время сказок пришло! Но цензура, как говорится, не дремлет. Даль за свои «Русские сказки казака Луганского» был отправлен в каталажку, а книга была изъята и уничтожена. «Конька-Горбунка» позволили напечатать только с купюрами: из произведения были вычеркнуты все сцены, которые казались сатирой в адрес царя или церкви. А потом и вовсе запретили «Конька» целиком. «Сказку о попе и о работнике его Балде» Пушкин даже и не пытался напечатать – знал: цензура не пропустит.
23
Сказка // Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля: Т. IV. – Спб. – М.: Издание книгопродавца-типографа М. О. Вольфа, 1882. – С. 194.