В те времена термосы с напитками крепились у нас снаружи скафандра и присоединялись к питательной трубке гибким шлангом с герметическим штуцерным соединением на конце. Конструкция, несомненно, дурацкая, потому что проще было бы держать емкости внутри скафандра, но надежная и позволяла таскать с собой целую обойму напитков. У меня, например, всегда был при себе термос с горячим кофе и еще один с порошковым верблюжьим молоком. А вот Сидоров, тот всегда носил с собой березовый сок, хотя сам-же и утверждал, что в пастеризованном виде это не напиток, а дурная пародия на него. Как бы то ни было, но прочел Сидоров свое письмо и застыл. По моему, он и дышать перестал, потому что клапаны на шее перестали открываться. Мне, конечно, никто не верит, но я могу поклясться, что Сидоров не дышал минут пять, если не больше, и все смотрел на свой планшет как завороженный. Я ему не мешал, да и зачем? Ну не дышит человек, и что? Может ему и не надо дышать.
А потом у него выпал из рук термос и тут выяснилось, что штуцерное соединение не полностью герметично. Да, заметное количество березового сока пролилось на грунт и тут-же, как и полагается жидкости на Марсе, зашипело и испарилось. Падение термоса оторвало Сидорова от созерцания драгоценного письма.
– Ох и попадет мне от экологов – сказал он весело.
И тут я это увидел. Да, друзья мои, перед лицом Аллаха истинно свидетельствую, я, Хамид Фуджейри, первым увидел как улыбается космонавт Сидоров. Извините, вы зуммер слышали? Вы уж меня простите, но у меня время молитвы. Можно вас попросить? Мне тут надо коврик расстелить. Спасибо большое…
Ну вот, помолился и душе хорошо стало. Направление на Мекку, говорите? Да, это непросто. Надо рассчитать положение Земли, потом положение Марса. К тому-же орбита Марса наклонена по отношению к области эклиптики. Тут, пожалуй, и ошибиться можно запросто, или, того хуже, получить азимут на Каабу прямиком под ногами. Нет, лучше уж по-простому, вон на ту горку я и молюсь. И ничего, Всевышний не жалуется и на душе легко, а это верный знак. Эйтан, так тот утверждает, что Всевышний везде, и вы знаете, думаю, что он прав. Евреи, они, пожалуй, понимают в этом не меньше нашего, Аллах свидетель. А что Сидоров? Не знаю, никогда не интересовался. Правда, крест на нем есть, сам видел.
Давайте сядем здесь под яблоней и я вам дорасскажу конец этой истории. Как не заметили? Самая настоящая яблоня, "ренет симиренко". Как это, кто посадил? Никто ее не сажал, сама выросла. Правда теперь я припоминаю, что стоял тут Сидоров и жрал яблоко. Это было как раз после того, как Марс ожил, Сидоров тогда уже все время улыбался. Стоит он, помню, тогда как раз в этом месте и улыбается самому себе. Он тогда веселым стал, Сидоров, улыбчивым таким. Стоит и яблоко грызет. А зубы у Сидорова знаете какие? Экологи наши тогда заперлись со стыда в каюте и никуда не выходили, поэтому никто не запрещал есть на Марсе яблоки и сплевывать косточки на марсианский грунт. В общем, лопает он яблоко, а треск стоит по всему Марсу. Стоит себе и только семечки яблочные сплевывает, а яблочный сок так и течет у него по подбородку. Вот тут он как раз и стоял и напевал себе под нос: "И на Марсе будут яблони цвести…" Вы же вроде из России, а это известная у вас песня. Не слышали? А мы все ее знаем: астронавты, космонавты, тайконавты и ближневосточные покорители пространства, для которых еще не придумали названия. Наверное от тех семечек и выросла эта яблоня. Но я, кажется, немного отвлекся.
Что было после того как Сидорову пришло письмо? Да уж, кое-что еще произошло. Ну, слушайте! Помнится мне, стоит Сидоров там, над кратером, и то на грунт посматривает, где березовый сок разлился, то на планшет свой и все улыбается, улыбается. Потом подобрал он свой термос, даже не стал его подсоединять к скафандру и собрался было уходить. Повернулся, посмотрел пристально так на то место, где сок разлил и говорит:
– Хамид, ты ничего такого не замечаешь?