Он ушел, этот совестливый и порядочный мужчина с трусливым сердцем. На берегу же осталась сидеть слабая пятнадцатилетняя девочка, бесстрашно готовая принять безнадежный бой. И все же, свое первое сражение она сейчас выиграла, сама не понимая этого. Потом мы снова сидели втроем на прибрежных камнях, слушая прибой.
– Вы все слышали? – спросила Кассандра.
– Лучше бы не слышали – проворчал я.
– И что скажете? – спросила она, как будто тут можно было что нибудь сказать.
– Мне не хочется говорить, мне хочется плакать – сказала Служанка и действительно заплакала.
Я ей даже позавидовал, ведь сам я так и не научился плакать. Но тут Музы подкрались ко мне в самый неподходящий момент и на меня опять накатило. Я поднялся и гордо заявил:
– А я, пожалуй, попробую сказать.
…И сказал следующее:
Изыском утонченного садизма -
– Жестокое отмщение богов
Увидеть смерти огненную тризну
На крутизне троянских берегов
Неистово мучительно и страшно
Предвидеть, но не в силах упредить
Ни крик, ни боль, в предвиденье ужасном
Не смогут корабли остановить
Как опухолью страшной наболело
Что быть тебе пророком не дано
И в кровь ногтями раздираешь тело
Чтоб смыть непонимания клеймо
Как выплеснуть видение наружу
Надеюсь, что хоть кто-нибудь поймет
В неистовстве распластываю душу,
В безмолвном вопле раздирая рот…
Это были тяжелые, жестокие рифмы и, посмотрев на помертвевшее лицо Кассандры, я сам себя прервал, хотя еще несколько строчек просились наружу. Обычно я свою поэзию оценить не в состоянии, как впрочем и большинство поэтов. К тому же я никогда не жду ни хулы ни похвал, но сейчас я похоже неплохо воспел, потому что Кассандра признала, что я действительно поэт. Но сказала она это так грустно, что у меня защемило сердце и я пожалел, что не пишу мадригалы вместо своих злободневных опусов. Служанка, в свою очередь, ехидно заявила, что, согласно моим же собственным словам, я нищий, а не поэт. Пришлось пояснить ей, что я и поэт и нищий одновременно: как человек, я нищ, но как поэт я более состоятелен.
– Такими стихами – возразила она – Не заработаешь даже на кусок хлеба и горсть оливок. А ты знаешь, что другие поэты или те, кто себя поэтами называют, выдают твои стихи за свои? Вот например, этот вечно пьяный грек – Гомер. Да он скоро всю нашу Трою разберет на цитаты. Вот посмотришь, однажды он сочинит целую поэму из одних только обрывков твоих стихов. И будет эта поэма и социально востребована и идеологически выдержана.
Девица неожиданно проявила недюжинные познания в той пограничной области между поэзией и бизнесом, которой я чураюсь. Мне нечего было ей возразить по существу и я только проворчал:
– Ерунда, Гомер – политический слепец, он же ничего не видит даже у себя под носом.
– Зато ему наша царица Гекуба благоволит – попыталась добить меня Кассандра.
Оставалось только патетически воскликнуть:
– Что он Гекубе, что ему Гекуба?
Плевал я на твоего Гомера, подумал я. Впрочем, как говорят те же скифы: "Не плюй в колодец, вылетит – не поймаешь". Все это я не замедлил озвучить и Служанка сразу отреагировала:
– Я тоже опасаюсь, что ты доплюешься. Недостаточно сочинить стихи. Надо еще уметь их продать.
– Так же как и пророчества. Извини, Сашенька – это я попытался перевести стрелку на Кассандру.
Она не возмутилась, лишь грустно заметила:
– К сожалению, ты прав. А теперь уходите – сюда идет царь!
– Будешь продолжать, принцесса? – догадался я и Кассандра меня не разочаровала:
– Буду – неохотно сказала она – Ох как не хочется, но надо. Скорее прячьтесь.
Мы привычно спрятались и стали слушать.
Царь победоносно взошел на берег (именно взошел, а не пришел как простой смертный) с видом бесконечно уверенного в себе государственного мужа. Возможно, это и была маска, но Приам нес ее так естественно, что если бы его выход наблюдали биржевые маклеры, то курс троянских ценных бумаг на Сидонской бирже круто пошел бы вверх. К сожалению берег был пустынен по случаю выходного дня и драматический выход нашего царя не был оценен по достоинству. За ним, на приличном расстоянии, следовала царица с брезгливой гримасой на породистом лице. Посмотрев на этих двоих я пожалел Кассандру и ее героические усилия.