— Я не могу.
— Можешь! — давлю на мужчину. Хотя это выглядит больше как жалостливая просьба.
— Без тебя уже никак, маленькая.
— Удаленькая, — огрызаюсь.
Слышу его смех. Тихий и хриплый.
— Я не могу пока тебя увидеть, это небезопасно, — начинает мужчина. — Встреться с Мишуровым тет-а-тет. Скажи, что твой партнер хочет с ним переговорить.
— Какой еще партнер? Кто хочет увидеться с Дмитрием Львовичем?
— Я, — чеканит Павел.
Я присаживаюсь на диван в приемной, голова слегка кружится. Мысли путаются.
— Мне больше не нужно скрывать, кто я есть?
— Не говори ему ничего, просто договорись о нашей с ним встрече. Это не он мутит воду.
— А кто?
— Ткач, падла.
Пропускаю мимо ушей нецензурную брань. Привыкла к таким выпадам со стороны Федулова.
— Ничего не понимаю, Павел, — максимально опускаю голову на колени.
— Не засоряй сейчас себе голову. Я позже все расскажу, дай время разобраться со всем дерьмом. Просто делай, как я говорю, — пытается меня успокоить.
— Ладно, — сдаюсь.
— Алиска, — Федулов вздыхает, я прислушиваюсь к его дыханию в трубке, — Кингстон скучает.
Улыбаюсь, вспоминая черного доброго пса. С удовольствием зарылась бы сейчас в его мягкую шерсть и уснула.
— И я скучаю, — добавляет мужчина.
Я ничего не отвечаю и кладу трубку. Жизнь не дает никаких шансов упростить ее. Становится только сложнее. Но и мы не из робкого десятка, будем разгребать. Медленно, но верно.
Глава 18
Наши дни
Еду к родителям, понимая, что в суматохе всех событий, я совсем про них забыла. Конечно, с мамой мы переписываемся изредка, но я скучаю. Мне нужны объятия и тепло. Паркую машину и достаю пакет из кондитерской с заднего сиденья, свет в окне на кухне горит, мама наверняка готовит что-то вкусное. Рот тут же наполняется слюной. Взбегаю по ступенькам на второй этаж со скоростью света и зажимаю палец на выпуклом звонке, слышу по ту сторону трель.
— Кто там? — голос папы басистый и раскатистый, но очень теплый.
— Сюрприз! — машу рукой в глазок, улыбаясь от уха до уха.
— Мать, Алиска приехала, — кричит отец и тут же открывает дверь, притягивая меня в объятия.
Как же хорошо. Утыкаюсь в его грудь и прикрываю глаза. Мне несказанно повезло с приемными родителями, да и вообще, детей в моем возрасте не забирают из детского дома. Это большая редкость. Все хотят малюток, а не подростков. Но мама говорила, что когда увидела меня, то сразу поняла, что я уеду с ними. Ее даже не смутил мой речевой дефект, это сейчас мы вообще не вспоминаем, а тогда я очень переживала и волновалась.
Мама выходит в коридор, вытирая руки о фартук. Блейд тут же выбегает и бросается в мою сторону. Хохочу, почесывая за ухом пса.
— Моя девочка приехала, — вижу, что глаза ее на мокром месте.
— Блейд, красавчик мой, — целую пса в макушку и иду в сторону мамы, прижимая ее седую голову к себе.
— Ты меня покормишь чем-нибудь вкусным? — шепчу ей в ухо, смеясь.
— Как чувствовала, что ты придешь навестить стариков, — улыбается женщина в ответ. — У меня твои любимые куриные котлетки.
Закрываю глаза в блаженстве и иду мыть руки. Блейд счастливо машет хвостом и идет по пятам. Скучала по этому задире. Скучала по дому.
Весь вечер шутим с родителями, ужин протекает максимально комфортно. Хотя, разве могло быть по-другому? Отец подшучивает над матерью, у них, конечно, своеобразная любовь. Когда мне было четырнадцать, я не понимала, почему папа никогда не говорит ласковые слова маме, не целует. А потом, когда мама попала в больницу с язвой желудка, он не ел и не пил все дни, ходил мрачнее тучи, ездил к ней каждый день в больницу и молча сидел рядом. Тогда я поняла, что любовь-то у них большая, просто не на словах. И только когда мама вернулась домой, я увидела, что он выдохнул. Словно снял груз с плеч.
Мне же Лешка почти каждый день говорит, как любит, какая я красивая, да и самая лучшая для него. Всегда приятно слышать такие слова от любимого мужчины, только вот сейчас словно пазл неполный, словно какой-то детали не хватает. Алексей несомненно прекрасный мужчина, только есть что-то еще. Кто-то еще. Совершенно другой, не умеющий говорить комплименты, мрачный, но такой горячий. Мужчина, в чьих руках я уже дважды теряла рассудок.
— Детка, сядь и отдохни, я помою посуду сама, — мама забирает тарелку из моих рук.
— Ты ужин готовила, а значит, я мою, — повторяю ее же правило, которое она придумала, когда приучала к чистоте в доме.
— Ой, ну ладно тебе, — целует меня в макушку.
— Мусь, сама садись и отдыхай, — шутливо приказываю. Женщина слушается и тут же садится, собирая крошки со стола в ладонь. Не может без дела.
Она смотрит на меня пристально и задумчиво, я не выдерживаю и спрашиваю:
— Что ты так смотришь?
— Да вот, думаю, что изменилось за это время в тебе, — пожимает плечами.
— А что-то изменилось? — удивляюсь.
Она отворачивается к окну, Блейд укладывает голову на соседний стул, выпрашивая взглядом колбасу, стоящую на краю. Она журит его и отправляет к отцу в комнату, умный пес обиженно покидает кухню.
— Алиска, ты другая, — выпаливает женщина. — Твои жесты стали другими, немного дерганными. С тобой все в порядке?
Тяжело вздыхаю и откладываю мыльную губку в сторону.
— Не совсем.
— Я и чую, что чехарда какая-то с тобой.
— Я просто немного запуталась, а распутаться не могу, — сажусь рядом с женщиной, вытирая руки о полотенце.
— С Алексеем поссорились?
— Дело не только в Леше, — беру зубочистку и нервно ее перекатываю между пальцев.
— А в ком? — смотрит прямо на меня, словно рентгеновским зрением.
— Помнишь, вы забирали меня из детдома, парень такой хмурый провожал взглядом, я потом тебе рассказывала, что хулиган был у нас, — начинаю рассказ.
— Такой, в серой ветровке, что ли? — память у мамы была отменная. — Который бежал за мной и просил, чтобы мы тебя не забирали. Умолял даже.
— Чего? — когда это он так делал.
— Да мы шли с отцом, помню, по коридору к вашей главной, а он мчался вслед за нами, все просил: «Алиску оставьте, не забирайте ее, оставьте». Такой потерянный был. Чего ты вдруг его вспомнила?
— Ты, наверно, путаешь его с кем-то, — отмахиваюсь от этой ерунды. — Не мог он так говорить.
— Ну как путаю, — всплескивает руками. — Высокий такой, с темными волосами. Брови угрюмо сведены.
Похоже на Федулова, ничего не понимаю. Со слов Павла он меня любил, только его действия всегда говорили об обратном. Теперь еще и мама говорит, как он умолял их.
— Так почему спрашиваешь про него? — она гладит меня по голове.
— Станислав Владимирович дал мне клиента, — зубочистка в руках ломается пополам, нервы ни к черту, — им оказался Павел, парень из детдома.
— Ничего себе, какая все-таки маленькая земля, — качает головой женщина. — А чего натворил? Преступником стал?
Слышу взволнованные нотки в ее голосе.
— Да нет, мусь, подставили его.
— Уверена?
— Мне кажется, что да, — отвечаю ей, а в голове четко слышу свой голос, который кричит: «Уверена!»
— Я верю в тебя, крошка моя, — целует много раз меня в щеку, — поможешь своему Павлу.
От фразы «своему Павлу» тело вздрагивает. Хочу снова спать, чтобы не думать о нем, а он как назло прочно сидит в голове. Его четкий образ и прямой взгляд. Как уверенно говорил в последнюю нашу встречу: «Моя!»
Решаю остаться у родителей — мне нужно побыть в месте, где я чувствую себя максимально комфортно, в безопасности. Где меня никто не сможет достать.
Блейд ложится рядом, утыкаясь мокрым носом прямо в мою пятку, щекотно, но я позволяю псу остаться. Он скучает по мне, ведь раньше мы проводили так много времени вместе. Плохая я хозяйка, оставила своего друга ради мужика. Усмехаюсь.