Мошка с трудом задушила раздражение.
— Побор — тонущий корабль, все, кто останется на борту, пойдут ко дну.
— Да, очень жаль. — Наморщив лоб, Лучезара проткнула вышивку иглой. — Поэтому сэр Фельдролл говорит, что после свадьбы лучше переехать в его поместье в Оттакоте. — Она протяжно, с чувством вздохнула. — Тяжело покидать родину, но в последние месяцы жить тут все тяжелее. Без торговли с Манделионом нам приходится несладко, пропадает самое важное: шоколад, кофе, сахар, чай, мускат. В Оттакоте тоже чувствуется дефицит, но там хотя бы можно договориться…
— Значит, родину покидать тяжело? — взорвалась Мошка. Она задумывала учтивый разговор, но просто не выдержала. — А не до черта ли тяжелее тем, у кого нет денег на пошлину? В Дневном Поборе пропал мускат, а в Ночном доели всех крыс! Они варят дроздов и сов!
Лучезара выглянула из-за пяльцев, на ее идеальном носу появились морщинки. Теперь она напоминала котенка, который то ли учуял дурной запах, то ли обжег лапку. Девушка давала понять, что Мошка зашла слишком далеко, пора сменить тон и тему. Но Мошка и впрямь зашла слишком далеко и уже не могла остановиться.
— Тебя все любят, рискуют жизнью ради тебя! А ты хочешь бросить их на произвол Тетеревятника, мол, сэр Фельдролл Дерганое Лицо заберет тебя в Оттакот, где всегда найдется кусочек шоколада?
— Люди будут счастливы, что у меня все хорошо, — незамутненно улыбнулась Лучезара. — Горожане хотят, чтобы я была в безопасности. Так что я уезжаю ради их блага.
У Мошки отвисла челюсть. Нахлынула горькая злость, как при первой встрече с Лучезарой, но в этот раз девочка сказала все, что думает:
— Ах ты, испорченная, самолюбивая, глупая зазнайка! Я думала, ты ангел, раз весь Побор тебя расхваливает на все лады, а что оказалось? На тебе не сошелся клином свет! Другим людям тоже тяжело, тоже больно, тоже страшно, но тебя это не задевает, верно?
На улице замолкли птицы, и даже рынок перестал шуметь. Весь Побор замер в ужасе. Свершилось немыслимое. Более невероятное, чем забеги костяных лошадей и зеленокожие иностранки: кто-то повысил голос на Лучезару Марлеборн.
У той с застывшего лица слетела вся лучезарность. Мошка решила, что девушка сейчас грохнется в обморок, но изящный розовый ротик даже не думал дрожать. Большие голубые глаза не моргая смотрели на Мошку сквозь длинные золотые ресницы. Наконец Лучезара заговорила, все так же нежно и напевно:
— Мелкая злобная тварь. Твоя внешность, твои манеры… Ты вызываешь у людей только омерзение. Тебе здесь не место. Уезжай побыстрее, не мозоль глаза.
Мошка, в чужом платье и собственном изумлении, стояла как дура. Она ждала, что Лучезара заплачет, убежит, придет в ярость, ударится в нервный припадок, позовет на помощь, но это ядовитое презрение застало ее врасплох. Особенно учитывая, что эту девушку она с риском для жизни вытащила из Ночного Побора.
Утлая лодочка Мошкиного плана с размаху врезалась в айсберг ледяного себялюбия. Девочка дивилась, как не заметила его раньше. Можно ли обогнуть эту громадину?
— Да, тебя ничего не задевает. Только посмотри, ни синяка, ни царапины. Нет даже следов от веревок на руках. — Мошка потерла собственные запястья. — Если бы ты боролась, как боролась я, остались бы красные полосы. Так почему твоя кожа чиста?
Мошка инстинктивно заткнула фонтан своего красноречия, но последние слова, как завитки дыма, повисли в воздухе.
Когда Скеллоу прикрывался Лучезарой, ее руки были связаны за спиной. Эта картина встала перед Мошкиным взором, и тут она вспомнила слова Клента: «…намеревался пристрелить Лучезару… Прирезать, пристрелить, какая разница?»
Есть разница. Скеллоу держал Лучезару на мушке, а в потайном ходе размахивал ножом. То есть в разгар боя он убрал пистолет и достал нож. Если хочешь убить тихо, нож, конечно, лучше… но зачем ему убивать живой щит? Мошка покачала головой.
— Чушь какая-то, — шепнула она. — Скеллоу был жесток, бессердечен, но отнюдь не глуп. Только ты прикрывала его от верной смерти! Зачем ему убивать тебя?
Глаза черные, как порох, и глаза синие, как летнее небо, сцепились намертво. И в одних всходило солнце кошмарного осознания. В черных. «Мы ошибались, мы все поняли шиворот-навыворот», — подумала Мошка.
— На руках не осталось следов, потому что тебя никто не связывал, — медленно сказала она.
Нет, не дрогнул взгляд васильковых глаз, теплых и безжалостных, как пустынный ветер.
— Скеллоу услышал крик внизу, схватил веревку, накинул тебе на запястья и на скорую руку прихватил узлом. Потом в комнату ворвались мы, он прикрылся тобой и увел через потайную дверь. А потом вытащил нож. — Мошка сглотнула. — Он не собирался убивать тебя. Он хотел разрезать веревку, чтобы не мешала бежать. А ты не побежала. Ты выждала, пока он схватит нож, рухнула на колени и заорала. Все прошло по твоему плану. Мы решили, будто он хочет перерезать тебе глотку, и пристрелили его, как собаку. Ведь мертвый он не расскажет правду. «Мелкая гадина», — сказал он перед смертью. А что, если он имел в виду не меня?