Из здания суда вышел служитель. Он смущенно посмотрел на плакат, а потом прибил его к двери вверх ногами. Если в Грабели присылали текст закона или официальное объявление, судья неизменно приказывал выставить его на общее обозрение, как положено, хотя сам понятия не имел, о чем там говорится.
— Мистер! Мистер! Прочитать вам плакат? Мистер! Всего пенни!
Тот посмотрел на Мошку и провел рукой по лицу, убирая мокрые волосы.
— Ладно. — Он кинул ей пенни. — Только суть. Покороче.
Придерживая шляпку, Мошка нагнула голову, чтобы прочесть перевернутый текст.
— Это… — Промокшая до костей Мошка ощутила сухость. Жаль, что только во рту. — Это… уведомление о… новом налоге на… ножки стола.
— Ножки стола! — ругнулся мужчина. Он поднял воротник и, уходя прочь, буркнул себе под нос: — Дык, похоже, все к тому шло.
Мошка с белым лицом и отвисшей челюстью уставилась на плакат. На самом деле он гласил:
«Эпонимий Клент разыскивается за тридцать девять случаев мошенничества, подделки документов, продажи и оборота развратной и нелицензионной литературы. Также обвиняется в том, что выдавал себя за герцогского сына в бедственном положении, судью и коновала. Также обвиняется в том, что нарушал клятвы, сорок семь раз бежал под покровом ночи, не уплатив долги, грабил святилища, ускользал от правосудия, крал пироги с витрин и мелкие предметы с постоялых дворов. С корыстными целями придумал Лошадиный мор Великого Палтропа. Без лицензии играл на шарманке. Рекомендуем населению не одалживать ему денег, ничего у него не покупать, не пускать на постой и не верить ни единому слову. Несмотря на все заверения, он не заплатит вам послезавтра».
В долговой тюрьме Эпонимий Клент сидел под настоящим именем. А как иначе? Никто не назовется чужим именем, ведь можно разозлить своего Добряка-покровителя. Люди верили, что Добряки — это мелкие божки, отвечающие за то, что жизнь идет своим чередом, облака плывут в небе, куры несутся, а песок не летит деткам в глаза. Добряков слишком много, чтобы каждому посвятить целый день в году, так что они довольствуются несколькими часами. Во время какого Добряка ты родился, тот и станет твоим покровителем. Имя тебе дадут в его честь. И оно станет твоей судьбой, божественным даром, твоей сутью. Назваться чужим именем — все равно что отвесить богу пощечину или сунуть в тело новую душу.
Клента назвали Эпонимием, потому что он родился в час Фангавота, дарующего плавную речь, сказителя о великих деяниях. Беззастенчивый спутник Мошки запросто мог притвориться кем угодно, от верховного констебля до ежика, но даже он не стал бы называться чужим именем. Рано или поздно в Грабели заглянет грамотный человек, увидит объявление, а то и прочтет вслух…
— Добегались, — буркнула Мошка, — нам крышка.
Ей пришло в голову, причем не в первый раз, что добегался Клент, а ей не обязательно составлять ему компанию.
Стук деревянных подошв по мостовой слился с шумом дождя. Городок был крошечным, и вскоре перед Мошкой открылась дорога на восток. Под ногами зачавкала грязь. Дома бросились врассыпную, и Мошка осталась хлюпать носом посреди серых пустошей.
Вдоль дороги выстроилась комиссия по встрече: грубо вытесанные статуи нескольких Почтенных. Размокшее дерево будто покрылось темно-красной слизью. Вот Серослав с мечом в руках, вот Полдороги размахивает секстантом, вот Набатчик лупит в барабан.
Утро было посвящено Добрячке Углекоже, защищающей мясо от порчи и лишней жесткости. Но с полудня до заката наступало время Добряка Спрингцеля, льющего воду за воротник и прячущего жемчуг в раковины. Он отвечает за сюрпризы, и хорошие, и плохие. Кто-то повязал его статуе на шею корявую гирлянду из листьев, подчеркивая, чей настал час.
Как и все, Мошка с малых лет поклонялась Почтенным. Привычка требовала выполнять мелкие ритуалы, отдавая дань уважения божкам, чтобы те отвели крошечные и великие беды. «А что случится, если я откажусь?» — вопрошал ее острый, непокорный, практичный разум.
Мама Мошки умерла при родах, девочку растил отец, великомудрый и несгибаемый Квиллам Май. В семь лет Мошка осиротела — папа тоже покинул этот мир. В людской памяти он остался великим мыслителем, героем войны против кровавых Птицеловов, чья власть обернулась массовыми казнями. Но поскольку он выражал в своих работах весьма жесткие и радикальные взгляды на всеобщее равенство, то был сослан в едва не смытую вечным дождем убогую деревушку Чог. Там родилась и росла его дочь. Сколько Мошка себя помнила, деревенские относились к ее отцу крайне настороженно. Узнай чогцы всю правду о его взглядах, они бы небось сожгли его на месте… ибо Квиллам Май втайне был атеистом.