Если Мордред и сознавал это, то не Сула. Ничуть не робея, она встала перед Габраном лицом к лицу, словно бросая вызов врагу.
— Какие еще обещания?
Габран улыбнулся:
— Только то, что подобает каждому мужчине, а Мордред показал себя мужчиной, или, по крайней мере, королева так считает. Чаша и блюдо для трапезы, орудия для каждодневных трудов.
Женщина уставилась на чужака, беззвучно шевеля губами. Она не спросила разъяснений. И даже не подумала приветить гостя, как оно водится среди гостеприимных островных жителей.
— Все это у него есть, — глухо отозвалась она.
— Но не те, что должно, — мягко возразил Габран. — Ты знаешь не хуже меня, женщина, что чаше его пристала серебряная отделка, а орудия его — не мотыги и рыболовные крючки, но меч и копье.
Даже если ждешь и страшишься беды на протяжении всей жизни, сама беда неизбежно застает врасплох. Ощущение было такое, словно гость приставил копье к ее груди. Сула всплеснула руками, закрыла лицо передником и рухнула на табурет у стола.
— Мама, не надо! — воскликнул Мордред. — Королева… она мне рассказала… тебе ведь ведомо, о чем! — В отчаянии он обернулся к Габрану. — Я думал, она знает. Я думал, она поймет.
— Она все понимает. Правда, Сула?
Кивок. Женщина принялась раскачиваться из стороны в сторону, словно одержимая горем, но при этом совершенно беззвучно.
Мордред заколебался. Среди неотесанных островных жителей изъявления любви не были в ходу. Он подошел к женщине, но ограничился тем, что легко коснулся ее плеча.
— Мама, королева рассказала мне все как есть. О том, как вы с отцом забрали меня у капитана, который меня нашел, и воспитали как сына. Она рассказала мне, кто я… по крайней мере, кто мой настоящий отец. И теперь она считает, что мне пора переселиться во дворец, к прочим… к прочим сыновьям короля Лота и к знати, и обучаться воинскому делу.
Женщина по-прежнему молчала. Габран застыл у двери, не сводя с нее глаз.
Мордред предпринял еще одну попытку.
— Мама, ты ведь наверняка знала, что в один прекрасный день мне обо всем расскажут. А теперь, когда узнал и я… тебе не след сокрушаться. И сам я ни о чем не жалею, пойми. Ведь промеж нас ровным счетом ничего не изменилось, здесь по-прежнему мой дом, и ты и отец по-прежнему… — Мальчуган сглотнул. — Вы навсегда останетесь моими родителями, останетесь, поверь мне! А однажды…
— Верно, однажды, — резко перебила Сула, отнимая передник от лица.
В неверном свете лампы лицо ее, в разводах грязи от замызганной тряпки, казалось болезненно бледным. На элегантного Габрана, застывшего в дверях, рыбачка не глядела. Мордред умоляюще смотрел на нее; в лице мальчугана читались любовь и горе, но и еще нечто, что ей не составило труда узнать: благородное воодушевление, честолюбие, непоколебимая решимость идти своим путем. Сула никогда в жизни не видела Артура, верховного короля Британии, но при взгляде на Мордреда без труда узнала его сына.
— Верно, однажды, — горестно выговорила она. — Однажды ты вернешься, повзрослевший да важный, и осыплешь золотом вскормивших тебя бедняков. А пока ты пытаешься убедить меня, будто ничего не изменилось. Сколько бы ты ни твердил о том, что, дескать, не важно, кто ты есть…
— Я этого не говорил! Конечно, это важно! И кто бы не порадовался, узнав, что он — королевский сын? Кто бы не порадовался возможности носить оружие и, может статься, в один прекрасный день отправиться за моря и поглядеть на королевства большой земли, где вершатся судьбы мира? Когда я сказал, что ничего не изменится, я имел в виду то, что чувствую… то, что я чувствую к тебе и к отцу. Но мне хочется во дворец — я ничего не в силах с собою поделать! Пожалуйста, попытайся понять. Я не могу притворяться, что ужасно сожалею, — во всяком случае, не до конца!
В лице его отразилось неподдельное отчаяние, голос горестно дрогнул, и Сула внезапно смягчилась.
— Конечно, не можешь, мальчик мой. Ты уж прости старуху, я ведь издавна страшилась этого часа. Да, ты должен уйти. Но неужто прямо сейчас? Этот нарядный господин дожидается, чтобы увести тебя назад?
— Да. Мне велено забрать вещи и тотчас же возвращаться.
— Так собирайся. Отец не придет до рассвета. Ты зайдешь повидаться с ним, как только тебе позволят. — На лице ее забрезжила тень улыбки. — Не тревожься, мальчик мой. Я расскажу ему, в чем дело.
— Он ведь тоже обо всем знает, верно?