Андрей припомнил давние слова отца о поповских выдумках... Латинская, католическая ересь!.. Душа его с иным свыклась... Но не о душе надо сейчас думать... Митрополит, он всегда под боком и может сколько угодно этот бок твой угрызать!.. Великий понтифекс... Конечно, поставит и он своих попов, понашлёт... но, может, их окоротить проще будет?.. Тогда у Александра за спиною — Орда, византийство; но Андрей — с государями Запада... Общая вера...
— Но как же? — тихо сказал — Владимир и Галич будут свободны от митрополии, но ведь их разделяют смоленские, черниговские земли...
Даниил видел, как борется Андрей душевно. Хотелось ободрить, рукою махнуть на все государственные дела И соображения, голову эту мальчишескую, переполненную мятущимися мыслями, прижать к груди своей... защитить... Но этого нельзя было так просто, Даниил — правитель, и правитель великий, сам это ведает...
— Будут битвы, — густоголосо говорит, — черниговских, смоленских князей будем на свою сторону склонять и биться будем!..
И вдруг Даниил стал говорить о зависимости вассальной, о том, как вассалу на Руси при первых еще Рюриковичах вручался меч в золотых ножнах; о Мстиславе Удалом, который, избирая, кому из зятьев дать Галич, выбрал Андрея, венгерского королевича, женатого на Марии Мстиславне, тот Андрей Мстиславу служил. А разве Василько Слонимский не служил Даниилу?
Андрей не мог не понять. Это ему сейчас предложено сделаться вассалом Даниила. И эта зависимость от тестя избавила бы Андрея от многих тягот. Но ведь Андрей — правитель, а не подданный, и должно ему одолевать свои тяготы, а не избавляться от них...
— Нет. — Голос твердо звучал. — То — да, а это — нет! Не могу...
— Я ведал заране эти твои слова отказные, — выросла на стене большая неровная тень мощной главы Данииловой, пламя свечей восковых метнулось в подсвечниках-шандалах... — Но мне ведомы и твое благородство, и честность твоя...
— Друга, союзника — не предам! — Не мальчика беззащитного слова, но гордого правителя...
И Даниил не мог понять, какой Андрей более мил ему, беззащитный доверчивый мальчик или этот юный князь, горделивый и благородный и оттого еще более доверчивый и беззащитный...
«То» было покровительство возможное великого понтифекса, «это» — зависимость вассальная...
Но вовсе не все их беседы проходили в таком напряжении. Чаще Даниил совсем по-отцовски пускался в рассказы-воспоминания. О своих походах воинских. О королевстве своего отца, Романа Мстиславича, соединившего воедино в своих владениях княжества Галицкое и Владимиро-Волынское, земли черноземные, где хлеба восходят обильно, и земли, обильные солью, без коей не в радость пища ни зверю, ни человеку; и земли, населенные кузнецами — ковачами железа и златокузнецами искусными... Но младенцем четырехгодовым, сиротой, изгнан был Даниил Романович из Галича, нашли было с матерью, с братом и сестрой прибежище во Владимире-Волынском, но и оттуда были изгнаны. Тогда впервые выучился Даниил ценить верность и запомнил, как боярин Мирослав его вез малого, «возмя перед ся на седло»... И после — как нелегко давалась власть, сколько раз приходилось бежать в земли польские, венгерские... И тесть, Мстислав Удалой, нелегкий был! Галич захватывал, не любил Даниила, хотя дочь свою Анну, венчанную Даниилову супругу, любил, подарками дарил дорогими... А как пришлось к Батыю на поклон ехать, как спрашивал хан:
— Пьешь кумыс?..
Это кобылье-то молоко заквашенное!.. Но и Даниил умел ухарским быть...
— Доселе не пил, ныне велишь — пью!..
А вечером хан прислал вино Даниилу.
— Не обыкли пити молоко, пей вино!..
А теперь не достать Орде Галичину и Волынь — лапы коротки!..
И снова и снова — Андрей просил почти по-детски — и рассказывал князь о Буде, и Вене, и Кракове, и о Риме, где тоже бывать доводилось... И лицо Андрея осеняла мечтательность чистая детская — так хотелось все увидеть!..
И внимательно слушал Андрей о битве с Фильнеем. Андрей не был природным тактиком и стратегом, как Александр или Даниил; и теперь Андрей это понимал ясно; и хотел научиться, разумом напряженным уловить то, что не было ему дано от природы. Пора понимать, знать, как выстраивается битва, пора избавляться от этого ребяческого представления о битве как о цепочке красивых поединков!..
Но слушая Даниила, Андрей видел его лицо, движения его сильных рук, слышал звучание его голоса густого... И невольно отвлекался от подробностей важных...
И еще — думал о том, что битва с Фильнеем как раз и пришлась на то время, когда отец строил свои планы об Андрее. Это ведь тогда Бэла IV Венгерский, нынешний сват и союзник Даниила, двинул на Галичину войско полководца своего, бана Фильнея, насмешливо названного в Южной Руси «Филей прегордым». И вместе с воинами Фильнея двигались польские дружины Флориана. Встали под Перемышлем, но со штурмом не спешили. Рыцарскую игру — турнир — устроили. И союзника Бэлы, одного из черниговских князей, Ростислава Михайловича, вышиб из седла польский рыцарь. А Даниил послов направил к мазовецкому князю Конраду, к литовцу Миндовгу — просить воинской помощи... А меж тем выступил дозорный отряд Андрея дворского. И за ним — войско Даниила. И над войском орел пролетел — вестник победы... В той битве отличились Даниилов брат Василько и дворский Андрей. Напрочь были разбиты Фильней, Флориан и Ростислав...