Андрея проводили к Биргеру. В пути отдыхали довольно, и вдруг именно теперь, поднимаясь по ступенькам внутренней деревянной лестницы, Андрей почувствовал, как далеко он от всех своих родных мест, и детских, и юношеских, и как утомил его дальний путь...
Ярл Биргер сразу показался ему на кого-то похожим ... Высокий, худой, сильный... и лицо смуглое... и нос орлиный... Митус!.. Певец славутный при Данииле Романовиче... Шапка была меховая с пером орлиным — торчком. Андрей уже стоял на пороге и первым обнажил голову. Тогда снял шапку и ярл. Волосы были прямые — вдоль щек впалых и — на лоб — темные, с проседью... А почти такие ведь были у отца Андреева, у Ярослава-Феодора... А глаза Биргер имел тоже темные, живые и жестокие... На темный кожаный нагрудник свешивалась цепь золотая с ковчежцем золотым... Что в этом ковчежце было? Печать? Или частица святых мощей?.. Так и не довелось Андрею узнать...
— Вот он, маленький конунг, чья доблесть решила исход озерной битвы! — Голос Биргера жесткий был, чуть с провизгом...
Андрей почувствовал невольную гордость от этой внезапной похвалы. С возрастом он все менее верил в свою значимость в битве на Чудском озере. Но вот оказывается, в Свейской земле помнят его детскую храбрость...
Ярл сел за стол и сделал знак Андрею сесть запросто напротив. Слуга, которого Андрей не заметил, выбежал из горницы, затопотал по ступенькам вниз и тотчас возвратился с кушаньем самым простым, принес хлеб, овсяную кашу и брагу... Биргер указал гостю на угощение и сам прикусил темный ноздреватый хлебный ломоть...
Андрей взял деревянную ложку и тоже начал есть...
Ему казалось, что при взгляде на шрам на лице Биргера его будет разбирать смех ребяческий и придется этот смех глотать, подавлять... В конце-то концов, ведь этот шрам получен в честном поединке, в лицо удар — не в спину!..
Андрей поднял голову от миски деревянной...
На лице ярла не было шрама!.. Никакого, даже самого малого... И Андрей уже и не понимал, увидел он это сразу или только сейчас приметил...
Запекшиеся темные губы ярла раздвинулись в улыбке жесткой, обнажились темные желтые зубы с провалами-щербинами...
— Что глядит маленький конунг? — спросил ярл глуховато. — Или ищет мету, оставленную на лице моем братом его Александром? — Андрей смутился такому отгадыванию его мыслей, а Биргер продолжал: — Но такой воин еще не родился, который мог бы оставить мету на лице старого Биргера! И это еще не все! Знаешь ли, маленький конунг, почему не может быть Александровой меты на моем лице?
Андрей смущенно покачал головой, не решаясь говорить. Ярл перегнулся к нему через стол.
— А потому, что меня и не было в той битве. Дружины свейские вел Ульф Фаси! Но и его лицо Александр твой не метил!..
В сознании Андрея поспешно понеслись мысли о странности человеческого убеждения в истинности того, чего и вовсе не было...
— А была ли сама эта победа Александра? — вырвалось вдруг... И тотчас подумал, что Биргер может счесть подобный вопрос обидным... Но сказанного не воротишь...
— Ты не глуп и не насмешлив, ты всего лишь простодушен, — хрипло молвил ярл. — Да, победа Александра была, но я невысоко ставлю эту победу...
Андрей не мог понять, какое впечатление производит на Биргера... Простодушен? Это осуждение? Но ярл Биргер многое знает. Знает, что рассказывают с подача
Александра о Невской битве... И неужели Биргер ожидал найти в Андрее человека, изощренного в придворных кознях и хитростях? Конечно нет!.. Но не слишком Ли простодушным кажется ему Андрей?..
Однако в этот вечер Андрею довелось еще один раз сконфузиться. Все-таки он прибыл сюда просить убежища, он просто бежал! И едва ли имело смысл держаться с ярлом как равный с равным. Андрей решил показать вежество и сказал, что помнит о предке своем, киевском князе Ярославе, прозванном Мудрым, который был женат на Ингигерде, дочери свейского короля... Далее он заговорил о первом свейском святом короле, который жил в Киеве, при дворе Ярослава... Андрей увидел улыбку Биргера, подумал, что путает что-то, и замолчал...
— Кто же все это рассказал маленькому конунгу?
Андрей отвечал смущенно, что кое-что узнал еще на
Руси, а ныне рассказывал ему Хайнрих Изинбиргир...