Сколько учился Андрей владеть арканом, и не так легко далось ему это искусство. И неужели понапрасну?..
Но нет, судьба на этот раз подарила Андрея веселым подарком... Рискуя жизнью, он уже не прикрывался щитом. Стрелы полетели в него. И давние уроки пестуна сказывались, будто самим телесным составом Андреевым впитанные. Так легко и верно поводил он головой, чуть склонялся на седле... И со стороны казалось, это стрелы — чудом каким-то — сами отклоняются от намеченной цели, пролетают мимо него... А он уже разматывал аркан и мгновенно и радостно ощутил силу своей руки... Засвистел, запел аркан... Захлестнулся скользкий ремень петлею, нет, не на горле — Андрей не убийца! — точно посередке тулова... И всадник с коня пал. И Андрей помчался, таща его за собою и выкрикивая певучее, округлое, с придыхом:
— А-а-а!..
Молодого Гаральда, сына Хакона, конунг Андерс пленил...
Когда возвратились из похода, Андрей пришел на тинг нищих и увечных воинов, и за ним несли многое из добычи, доставшейся на его долю. Нищих и увечных одарил он щедро. Заговорили о его щедрости...
Предстоял большой пир в замке, пир, где побежденные садились рядом с победителями и, признавая себя побежденными, победителей своих прощали... Полководцы и приближенные ярла должны были быть с женами и дочерьми. Андрей хотел привести свою Тину, как это у него уже в обычае сделалось. Он вернулся живой и здоровый, с подарками ей, и желал искренне доставить ей удовольствие и веселье. И еще причину имел баловать и радовать ее. Но совсем незадолго до назначенного дня позвали Андрея к ярлу, и тот сказал, что хотя ему и ведом уже Андреев обычай, но на этом торжественном парадном пиршестве Андрею надлежит быть с женою венчанной. Андрей подосадовал, но, конечно, не надо было супротивничать и упрямиться. К счастью, и Тина только посмеялась и сказала, что знает, как положено в пирах таких, и ничего уж не поделаешь!..
В сенях своего дома Андрей ждал выхода жены. Во дворе Петр уже держал оседланных парадно коней. К замку гости приглашенные съезжались верхами, выхваляясь друг перед другом убранством конским, дорогим и щеголеватым... Андрею думалось досадливо, что целый вечер придется ему терпеть эту ее терпеливость, и кротость, и эту жалобную тоску в ее глазах...
Но в тот день она вовсе не тосковала. Она только радовалась, что увидит его, вот сейчас выйдет к нему, увидит его... И целый вечер будет видеть его, своего любимого Андрея! И будет рядом с ним сидеть... Какая радость!.. Вдруг ей захотелось порадовать его собою... Она вспомнила, как впервые увидела его в галицком замке... Как давно это было... Какое детское восхищение ею было тогда в его чудесных глазах... Как переменились они оба с той поры... Зачем она тогда ничего не понимала — дитя малое... Дали бы ей ныне полную волю — она бы наглядеться, надышаться на него не могла!.. Хорошо хоть — осталось чем принарядиться... Накануне в бане с Маргаритой напарились, нахлестались березовыми вениками, теперь тело чистое, волосы гладкие, тяжелые... Жаль, тонка больно... а та, соперница, — не такова... Да что думать — печалить себя понапрасну... Голубое шелковое платье, изукрашенное шитьем золотным, соболья накидка с капюшоном брокатным, горностаевым мехом опушенным... На запястья — гривны серебряные, на пальцы — серебряные колечки — Андрей золота не любит... Волосы!.. Ее длинные светлые волосы, чуть огнистые... Пусть уберут, подколют их высоко, на маковку... И ни плата, ни шапки — пусть хоть что скажут о ней!.. Один венчик, тонкий, золотой, с бирюзой... Это золото в ее волосах потерпит Андрей...
Она вышла к нему такая радостная, с такой улыбкой, будто они и не расставались вовсе никогда. Пристально он на нее не глядел, но вся она была такая светлая и легкая. И невольно улыбнулся ей...
И когда ехали к замку, по темному мосту, среди других всадников и всадниц, и факелы вспыхнули; и он почувствовал, как дивятся ее тонкой светлой Красоте-прелести; и опустил глаза, увидел ее руку в перчатке тонкой кожи — на передней луке седла... И отчего-то сделалось радостно и тревожно...
Андрея и жену его усадили рядом с Гаральдом, пленным принцем норвежским. И девушку, сидевшую подле Гаральда, Андрей узнал, это была одна из младших дочерей ярла, едва четырнадцать лет ей минуло. Но и пленнику Андрееву, должно быть, еще не минуло и семнадцати. Одет он был нарядно, но рука его правая была на черной перевязи. И на лице еще не зажили глубокие царапины... Это когда Андрей тащил его по земле на аркане, лицом вниз... Андрей, по обычаю, подал побежденному руку, тоже левую, ведь у того левая была свободна. Андрей обнял юношу и сказал: